Одержимые войной. Доля - Страница 194

К оглавлению

194

И в очередной раз Самодержец предпринял единоличное волевое решение сосредоточить огромные ресурсы на решении новой задачи. И это в то время, когда полстраны ещё лежало в руинах. Даже ближайшее окружение не понимало очередной «блажи» Вождя. К тому же, подорванное многолетним переутомлением и регулярными возлияниями, здоровье его начало стремительно расшатываться. Никогда и прежде не доверявший докторам, Сталин на сей раз оказался вынужден прибегнуть к их помощи. А когда их усилия показались ему напрасными, в очередной раз озлился и приказал своему «мяснику из НКВД» разобраться, кто ж из них таки в действительности врач, а кто прикрывается дипломом врача, на деле являясь врагом народа. Поводом к очередной, теперь уже последней, кампании репрессий послужила внезапная смерть горячо любимого Вождём молодого ленинградского руководителя, на которого он возлагал особые надежды в связи со своими космическими планами. Чувство реальности всё более изменяло Сталину. Мучимый накапливающимися хворями, предчувствием того, что он, загнавший себя в угол, так и не успеет увидеть воплощенными хотя бы малую часть своих фантастических планов и замыслов, Самодержец подгонял Берию, требовал как можно быстрее и решительнее очистить страну от очередной скверны. И всё чаще в его воспалённое сознание приходил образ Гитлера. Лукаво улыбаясь одними глазами, диктатор кричал, топорща усики, что до тех пор, пока существует хотя бы один еврейский клан, невозможно говорить о победе. Кричащий такие слова Гитлер являлся Вождю каждую ночь в тяжелых снах. Иногда он начинал спорить с диктатором, говоря, что невозможно истребить комаров, невозможно победить крыс, так зачем же пытаться покончить с еврейством… Но маленький черноусый фюрер продолжал неистовствовать, голос его срывался на крик, и он требовал от Вождя довершить то, что не удалось сделать ему, и только так можно обелить себя перед идеей Арийской расы. С утра Вождь вставал с больной головой, Поскрёбышев кое-как помогал ему придти в себя после ночных кошмаров, но когда подлец Лаврентий вплывал своей круглой фигуркой в его кабинет с очередным докладом по «Делу врачей-отравителей», кошмары возвращались, теперь уже в яви. Сталин орал на Берию, называл его недоумком, который не видит очевидных вещей. Лаврентий Павлович загадочно блестел своим пенсне, спокойно выслушивал крик Вождя и втайне примеривался к его кабинету, креслу, понимая, что недолго осталось. А мясорубка продолжала работать на полную катушку, загружая меж своих ножей вперемежку виновных с невиновными, полностью оправдывая реплику Вождя, оброненную много лет назад, при её запуске: «Лес рубят – щепки летят».

В круговерти событий Вождь так и не вспомнил о тайном советнике, тихо живущем под неусыпной охраной самых проверенных людей из окружения Поскрёбышева в бывшем монастырском подворье в шестидесяти километрах от Москвы, посреди заповедного леса, где никто и не ходит вовсе. Долин был предоставлен самому себе, получая скромный, но вполне достаточный паёк и занимаясь неизвестно какими делами за толстыми стенами подворья. При нём подрастал его сын Саша, которого каждое утро водитель на «чёрном воронке» отвозил в школу, а после привозил обратно. Лишь в феврале, когда однажды поутру Самодержец понял, что силы уходят, память вернула образ Долина и последний разговор с ним восемь лет назад – в тот день, когда ему доложили о выселении чеченцев с Кавказа.

Через час «чёрный воронок», возивший маленького Сашу Долина в школу и обратно, мчался от монастырского подворья в сторону Ближней дачи, где, измождённый и обессиленный, лежал на диване могущественнейший Самодержец мира в ожидании гостей. В машине на заднем сиденье сидели отец и сын, и в руках мальчика был огромный свёрток, перетянутый поверх оборачивающей его цветастой тряпицы ярко-алой атласной лентой. Поскрёбышев провёл Долиных к Вождю, поклонился и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой двери. Долин обернулся вслед исчезающей в дверном проёме лысине, неспешно приблизился к лежащему перед ним человеку, земно поклонился и слегка подтолкнул вперёд себя сына с массивным свёртком в руках.

– Вы хотели её видеть, товарищ Сталин, – произнёс он. – Юный Хранитель готов показать вам то, что вы хотели.

Саша, преклонив колено, бережно положил свёрток на пол подле ложа Вождя и начал осторожными недетскими движениями разворачивать его. Сталин, тяжело дыша, одними глазами молча следил за этим. Когда Книга была, наконец, освобождена от пут, мальчик раскрыл её наугад и развернул, чтоб Вождь мог скользнуть глазами по строчкам.

Генералиссимус, превозмогая мучительную боль во всём теле, приподнялся на локте и вслух прочёл с трудом разобранную фразу:

«Гой еси соль земли Руса да не прейде днесь и присно по Сварожи нощи бо без гойска огня несть бо Утра Сварога, кое жде в лето 7521…»

– Что это? – хрипло спросил Самодержец коленопреклоненного отрока перед ним.

– Белый человек по рождению гой. В нём заключёна родовая память, без которой существование всего живого на земле так же бессмысленно, как суп без соли. Гойское племя, иначе называемое арийским племенем, это, прежде всего, русские и германцы. Времена, переживаемые ныне, когда дважды за век русский с немцем бился, подобны Ночи Сварога, когда Всевышний не слышит людей предоставленных самим себе, – неторопливо объяснял мальчик, не смущаясь того, кому он разъясняет премудрые тексты. – Заключённое в сердце гоя душевное тепло и есть тот гойский огонь, о котором пишется в Книге и без которого не дождаться установления новых светлых времён, что придут, по нашему летоисчислению, не раньше 2012 года.

194