А застрявшая на долгие годы в Турфанской впадине экспедиция тоже невероятным образом сделалась официально несуществующей. В годы реформ бесноватой «оттепели», дворцовых интриг по смене верховной власти и упрочения её после отстранения «кукурузника» в стране происходило столько самых удивительных событий, что немудрено было забыть о малочисленной и не самой громкой научной поездке, предпринятой на излёте сталинской эпохи. Один полёт Гагарина мог затмить собою всё происходящее в науке. А ведь кроме него было ещё столько яркого и значительного! И ни одной живой душе тогда и в голову не приходило, что все эти пышным цветом распустившиеся цветы достижений науки, присвоенные сменившей великого диктатора властью, по сути, плод деятельности именно сталинских «шарашек». Когда накопленный ими ресурс начал иссякать, пошла на убыль и фонтанировавшая первые годы тех реформ научная мысль. И годы, пришедшие на смену им, историки позднее назовут «годами застоя». Не сразу, но постепенно все интенсивно двигавшиеся механизмы государства начинали замедлять поступательное движение, сбавлять обороты, останавливаться. И лишь одно ведомство не думало сдерживать оборотов, продолжая интенсивную научную, техническую и прочую деятельность.
Когда в 1967 году в ходе инвентаризации архивов 13-го отдела всплыла некогда потерянная информация об экспедиции в Турфанскую впадину с перечнем предполагаемых целей и маршрутами, среди служак секретной структуры случился маленький переполох. Никто никак не мог взять в толк, каким образом столь важная, можно сказать, стратегическая информация на полтора десятилетия без малого куда-то провалилась. По следам потерянной экспедиции была спешно снаряжена новая, оснащённая самыми современными техническими средствами, включая системы слежения и связи. Дело осложнялось тем, что к концу 60-х отношения с Китайской Народной Республикой становились всё более напряжёнными, и рассчитывать на помощь китайских коллег, в частности, в вопросе соблюдения режима секретности, не приходилось. Некоторое время ушло на установление контактов со старой резидентурой в Китае, начавшей свою работу ещё при царе. Как выяснилось, она прекрасно сохранилась, даже существенно расширилась. Опираясь на широкую русскую диаспору, прежде всего, в районе Шанхая, она продолжала незримую работу. Правда, неясно, на кого. Во времена Сталина, вроде бы, никаких официальных контактов не было. Японская разведка также едва ли бы могла рассчитывать на помощь русских, не забывших своего поражения в 1905 году. Американцы, с их самоуверенной недалёкостью, похоже, даже и не подозревали о наличии в сердце Поднебесной разветвлённой русской шпионской сети. Или где-то существует некое русское подполье, оставшееся верным монархии? Немногие посвящённые на самом верху руководства 13-м отделом знали наверняка, что дело обстоит именно так. Для остальных офицеров и служащих, имевших касательство к той экспедиции, была выдвинута в качестве официальной легенды версия о том, что русское подполье в Китае представляет собою потомков белоэмигрантов, коих надо перевербовать и обратить в помощников советской власти.
Экспедиция отправилась только в самом конце 1968 года, когда международная обстановка вокруг СССР и, в частности, отношения между КНР и СССР были самыми неблагоприятными для подобного рода работы. Как и следовало предполагать, она с треском провалилась. То есть, мало того, что никаких следов Воина, Хранителя и их сопровождающих не нашли, но и не смогли удержать режима секретности даже в течение первого месяца. Поэтому обнаруживших себя поисковиков пришлось спешно отзывать в Москву, попутно придумывая для международной общественности легенду, и думать над новой экспедицией. Отец и сын Долины, тем временем, естественно, были уже далеко от мест, где их искали. Проведя в Китае шесть с половиной лет, посетив много буддистских монастырей в Тибете, сменив за это время трижды состав попутчиков, ни один из которых не был посвящён в то, что именно собою представляют беглецы и какое сокровище они хранят, Долины встречали новый 1960 год в Монголии, в степях которой едва ли кто-нибудь вздумал их искать. Братская страна в те годы была настолько русифицирована, что временами могло показаться, что ты находишься не за границей, а в каком-нибудь степном селе Приволжья, где живёт много таких же раскосых людей с небольшим акцентом в языке. Саша, кому по возрасту уже заканчивать бы школу или даже учиться в институте, за партой просидел в общей сложности несколько первых лет, пока его отец был тайным советником Вождя. Однако по уровню знаний он не только ничем не отличался от сверстников, но и превосходил большинство из них. Свободно владея пятью языками, он бегло читал на всех, помнил наизусть огромное количество поэтических и прозаических текстов, прекрасно ориентировался в истории, географии, а навыки кочевой жизни привили ему интерес к геологии, что и станет после его основной наукой. Именно в Монголии Долину-отцу удалось договориться с одним авантюристом о приобретении для сына диплома об окончании средней школы. Заплаченные за документ деньги оказались для предпринимателя столь хорошим гонораром, что он расстарался и раздобыл для Саши Долина не просто корочки, а самый настоящий красный аттестат с отличием, снабжённый подлинной печатью и подписью директора средней школы № 24 Благовещенска. Помня, что лучший способ маскировки – её полное отсутствие, в конце марта 1961 года под своими фамилиями, внесёнными, правда, в новенькие документы, вполне официально полученные в Монголии после якобы пропажи старых в результате пожара, Долины легально пересекли границу, въехав на Родину после якобы полуторагодичного пребывания в братской Монголии по приглашению Института истории монгольского народа. Первым делом оба встали на воинский учёт, и уже через два месяца, Саша Долин был призван в ряды Вооружённых Сил, где прослужил до осени 1963 года. Он был уволен из армии, отслужив два с половиной года, попав под начало реформ, по которым теперь служили не три, как прежде, а два года. А его отец, вот уже двадцать лет вдовый, нашёл в Благовещенске подругу, с которой вместе и встретил сына из армии, представив её своей невестой. Девица была молода, между нею и женихом разница была лет в двадцать точно. Почти ровесница Саше. Он, возмужавший красавец, раздавшийся в плечах, с пробивающейся русой бородкой и странным зеленоватым огоньком в глазах, очаровал девушку ещё и тем, что с ходу сурово сказал отцу: