4. Ч+70 100 Краткий оргазм, представил, как ударом йоко [19] ломаю колено противнику и ставлю «штамп» по шее ребром ладони, дыхание освободилось
5. Ч+73 145 Начал слабеть в коленях, затем – в руках и в груди, весь как-то обмяк, появилось ощущение дрожи в теле, пульс отдаётся в виски и почти сразу, достигнув пика, мало-помалу начинает спадать
6. Ч+97 97 Внезапное головокружение, длившееся 5 секунд
7. Ч+320 65 К этому времени вернулся в норму, только с ощущением тяжёлой усталости, восстановился к Ч+600.
Далее следовали некоторые комментарии и выводы. Такие, например, как: «На 1-м и 2-м этапе ярость бесплодна, на 3-м рождает огромную потенциальную энергию, которую если не реализовать в кинетическую в течение 4-го этапа, она может подавить самого тебя в 5-м. Задача бойца, спортсмена и т. п. максимально продлить 4-й этап, не пропустив начало 3-го…»
Конечно, эти юношеские полудневниковые записи едва ли представляли какой-нибудь научный интерес. Но для самого Григория они были важны хотя бы тем, что через такой нестандартный способ самоанализа ему удалось, в конце концов, побороть одно из своих отрицательных качеств – склонность к внезапным вспышкам ярости. Однако, как бы ни говорили эти записи о ясном уме молодого человека, до конца свободным от перепадов своего настроения и эмоций он не стал.
Вот и сейчас, предложив Насте прогулку, он совершил не то, чего желал бы ясным умом, находясь в трезвой памяти, и даже не то, что вытекало бы из цепи предпосылок, а то, что было прямо противоположным тому, чего он желал бы в эту минуту. После краткого телефонного разговора единственным настоящим желанием было поскорей собраться и рвануть к лежащей в далёкой больнице девушке со сломанной ногой. Но этого никак нельзя было сделать! Это Григорий отлично понимал. Во-первых, он не встал на учёт, и всякое перемещение по стране без паспорта, сданного в военкомат, проблематично. Во-вторых, были на исходе полученные перед отправкой домой «подъемные», а просить денег у матери ему страсть как не хотелось. В-третьих, безотчётно следуя иногда правилам немецкого воспитания, Гриша чувствовал всю нелепость подобной выходки – едва приехав, взять и сорваться к чёрту на рога в неизвестный город, по незнакомому адресу, к чужим людям на голову, а потому гнал в мыслях даже намёк на такую возможность. Вот и схватился, как утопающий за соломинку, за то, что наверняка отвлечёт от чуждого его натуре безрассудного желания, то есть, за вечернюю прогулку с новой симпатичной знакомой. Знал бы, как дальнейшая жизнь будет зависеть от этого спонтанного шага, сто раз подумал бы прежде! Но мы не знаем последствий своих шагов, и шагаем, вверяясь провидению, якобы хранящему нас от бед.
Настя шла рядышком, манерно взяв его под руку, смешно по-балетному выворачивая ноги, и беспрерывно щебетала. О том, о сём, Гриша половину пропускал мимо ушей, половину – мимо мозгов, невпопад отвечая, а чаще всего отмалчиваясь. А весёлой птичке и не надо было, чтоб он отвечал. Она ни о чём не расспрашивала, за то без умолку рассказывала о себе, о своих знакомых и подругах, о новых фильмах и книгах, о погоде, о последнем альбоме Гребенщикова и прочее, прочее. Улицы были не по-майски пустынны, точно все разом прильнули к телеэкранам и забыли выйти подышать тёплым весенним воздухом. Ни парочек на скамейках, ни бабулек с собачками, ни подвыпивших компаний, возвращающихся с вечеринки. Было тихо. Гриша про себя отметил эту странность вечера, но забыл спросить, а что случилось. Много позже, сопоставив газетные материалы, городские слухи и даты, он выяснит для себя, что как раз в эти дни радиоактивное облако от Чернобыля должно было растечься невидимым зонтиком над родным городом, а, главное, именно теперь, спустя почти полмесяца после катастрофы горожане узнали всю правду о ней и, видимо поэтому стали воздерживаться от лишних прогулок, сидя взаперти с плотно прикрытыми окнами и форточками. Тем вечером до тихой паники населения и Грише и Насте было так далеко!
Они миновали несколько кварталов, пересекли наполненный ароматами первой весенней зелени сад, где набухали первые ветки сирени, и оказались у подъезда Настиного дома. Окна её квартиры на 4-м этаже с балконом были темны. Поскольку времени было за полночь, Гриша резонно предположил, что её домашние спят, и приготовился галантно раскланяться и бежать домой, к матери: она уж точно не спит! Но Настя, загадочно улыбаясь, взяла его за плечо и громко спросила:
– Ты куда-нибудь торопишься?
– Вообще-то, детское время закончилось…
– А взрослое ещё не наступило, – с лукавой искринкой в голосе закончила девушка, – Ты не беспокойся, никого не потревожим, – и мягко потянула молодого человека в сторону подъезда.
– В каком смысле? – задал глупый вопрос Гриша, а сам подумал: «Чертовщина какая-то! За несколько дней на гражданке второй раз сталкиваюсь с проявлениями активности со стороны женского пола и не знаю, что с этим делать!» Настя пояснила:
– У меня никого. Мои в отъезде, вернутся нескоро. А одной мне страшно. – Последняя фраза прозвучала на редкость убедительно, даже представилось, какие ночные кошмары посещают бедную Настю в пустой тёмной квартире. Забавно!
– Пошли, – решительно сказал Гриша, перехватывая девушку под руку и решительно направляясь в подъезд. В конце концов, не повторять же давешней глупости в поезде! Тоже мне, «бухарь-собеседник». Всему своё время! Дело молодое…
Настя проследовала за ним в сумрак подъезда, который, как это частенько и бывает, не освещался ни единой лампочкой, и Гриша не мог видеть, как за его спиной почти хищным сладострастным блеском сверкнули её глаза.