Одержимые войной. Доля - Страница 40

Пока Локтев принимал в фойе поздравления от выходящих из актового зала делегатов, группа молодых людей, специально отряженная для этой цели, готовила банкетный зал находящегося в соседнем здании ресторана для шумного празднования Дня десантника и успешного объединения всех «афганцев». На банкет были приглашены лидеры ветеранских объединений города и области, руководители первых в городе кооперативов, сплотивших «афганцев» под знаменами вызревающего капитализма в России, и несколько приближенных Локтева. Сказать о них «друзья» было бы преувеличением. Никто с уверенностью не назвал бы себя его другом. Слишком велика дистанция, обозначенная самим Локтевым между собой и остальными. Вероятнее всего, это выходило у него невольно, в силу особенностей характера. Ещё в армии, успешно пройдя путь от рядового до старшего сержанта, Дима обнаружил редкое для молодого человека качество находиться со всеми на расстоянии вытянутой руки, никого не подпуская ближе. Быть может, таким образом, проявились последствия его сиротского детства, проведённого частью в доме-интернате, частью на попечении полуслепой бабушки, столь слабой и немощной, что ещё неизвестно, кто у кого был на попечении. Выросший одиночкой, рано усвоив, что в этом мире действует закон силы, подчиняющий волю слабейших воле сильнейших, Дима Локтев рано выработал в себе привычку тщательно скрывать от других то, что он думает и чувствует, оберегая внутреннее пространство от посягательств извне. Годам к пятнадцати он осознал свои честолюбивые амбиции, диктовавшие ту манеру поведения, которая наиболее эффективно приблизила бы его к возможности зависеть от наименьшего количества людей, ставя под свою зависимость наибольшее. В шестнадцать лет он был комсоргом класса и круглым отличником. Не обладая ярко выраженными способностями к наукам, он усердно зубрил то, чего не понимал, и исправно выполнял все домашние задания, нередко отказывая себе в обычных для подростка удовольствиях ради успешной учёбы. К выпускному классу он уже секретарём комитета ВЛКСМ своей школы и делегатом городской комсомольской конференции. Получив отличный аттестат, он мог рассчитывать на любой престижный ВУЗ. Но пошёл в бюро по трудоустройству и, выложив свою красную корочку отличника, попросился на какую-нибудь трудную работу. На него выкатили круглые глаза и дали направление в лабораторию какого-то НИИ, где в течение месяца он в белом халате и мягких тапочках мыл пробирки и поливал цветы. Получив первую зарплату в бухгалтерии, немедленно взял расчёт, вернулся с ним в бюро по трудоустройству и со словами «эта синекура мне неинтересна» потребовал места в «самой трудной дыре в городе». Поглазеть на уникума сбежались всё бюро. Уговоры на 17-летнего юношу не действовали. Он вышел с новым направлением, и уже на следующий день оказался в промасленной робе автослесаря в автоколонне № 8. Так комсомольский активист с красным дипломом отличника, кого с распростёртыми объятиями встретили бы на пороге самых лучших ВУЗов, оказался в «дыре», славящейся на весь город тяжелыми условиями труда и жёстким характером руководителя. Годы спустя эта история будет передаваться из уст в уста как легенда, и мало кто будет до конца верить в её полную правдивость.

Но дело было именно так. Незадолго до повестки автоколонну № 8 посетил помощник секретаря обкома Можаева с рабочим визитом. Среди целей была негласная: проверить, действительно ли там автослесарем трудится лучший выпускник средней школы № 124, резервная кандидатура бюро горкома ВЛКСМ Дима Локтев, и правда ли то, что о нём говорят – мол, упёртый, настойчивый, отказался от получения высшего образования, чтобы стать настоящим пролетарием? Когда Борису Васильевичу доложили, что всё от слова и до слова правда, он сделал у себя в блокноте пометку, решив обратить на молодого человека самое пристальное внимание. Наведя справки о семье, родне, близких и получив удовлетворяющую его информацию (паренёк безроден, сирота, выросший на попечении бабушки, не имеет родственных связей ни в каких влиятельных кругах), Можаев твёрдо решил для себя сделать из парня функционера системы, на кого всегда можно будет, в случае чего, положиться. Словом, свою «шестёрку»! Но планам Можаева не суждено было воплотиться сразу. Поскольку партийный аппаратчик не мог посвятить в них никого, ему требовалось некоторое время для их воплощения в жизнь, и он не учёл, что Локтев собирается идти в армию. Такая очевидная малость просто не могла придти в голову секретаря обкома, чьи дети благополучно избежали всеобщей воинской обязанности – один, поступив в ВУЗ, другой, получив липовую медицинскую справку. Отметив честолюбивую целеустремленность Димы Локтева, которая, как это понимал Борис Васильевич, сказалась даже в том, как он распорядился своей рабочей карьерой (партийный функционер внутренне хвалил Локтева за изобретательность, с какой тот изображает из себя убеждённого пролетария, презирающего «интеллигентские блага»), он никак не мог предполагать, что тот пойдёт дальше – доведя свою «принципиальную позицию» до логического конца, а именно, пойдёт, как все, служить в армию. То, что это никакая не «принципиальная позиция», а просто мальчишеское желание на себе проверить и испытать всё, что выпадает мужчине, в голову секретаря обкома КПСС также не приходило. Поэтому, когда он узнал, что Дима Локтев призван в армию и в настоящее время проходит учебные сборы в ТуркВО, он был просто потрясён, и несколько дней даже не мог собраться с духом, чтобы что-либо предпринять. У Можаева, разумеется, достало бы сил вытащить парня из ТуркВО и пристроить куда поближе. В конце концов, если тот хочет ещё и стать «отличником боевой и политической», это просто замечательно: с такой анкетой он хоть завтра может в партию вступать! Но вытащить оттуда солдата – значило обнаружить свою в нём заинтересованность. А время пока не приспело. Если кто заметит, что Можаев чей-то покровитель, запросто могут подставить ножку. Оставалось смириться с тем, что ожидало парня. Если удача ему не изменит, через два года вернётся с ещё большим политическим капиталом.