Одержимые войной. Доля - Страница 54

– Газета чистая случайность, – ответила Надя, – малотиражка заводская. Их тысячи теперь, и не углядишь. Соседка принесла, собственно, не из-за этой статьи даже. Она её и не читала, наверное. Тут кое-что полезное о домашних растениях. Я просила ее подыскивать мне. Вот здесь, смотрите, на последней странице.

– Соседка, – недоверчиво покачал головой Кийко. – Малотиражка, говоришь. И когда принесла?

– Вчера. Мы давно на одной лестничной площадке живем.

– Ладно. Тогда вопрос…

Вопрос не прозвучал. Дверь с табличкой «Память. Информационно-публицистический журнал» широко распахнулась, и возникший на пороге председатель фонда долгим внимательным взглядом из-под насупленных бровей обвел взглядом присутствующих.

– Так. Информационный обмен не в курилке, а на рабочем месте. Значит, уже в курсе последних событий?

Шило-Краевский дёрнул шеей, что означало: «Прошу слова». Долин не обратил внимания на его жест и спросил:

– Дима, это правда?

Кабинет затих. Пять пар глаз впились в Локтева с такой сосредоточенной цепкостью, что тот даже на полшага отступил.

– Развели самодеятельность, – пробурчал он с раздражением. – Что это за бред о погромах на кладбищах? У нас мало тем? Пенсии инвалидам! Жильё афганцев! Спортклубы подросткам! Целина для расследований, громких публикаций! С каких кропалей [30] вы влезли в это?

– У нас курят табак, – обронил Кийко, но шутку не оценили. С новым огрызком в руках он несколько секунд молчал, потом отшвырнул – точно в урну под столом и выругался:

– Парван ист!

– Это ты правильно подметил, – зло усмехнулся Локтев, – только мне не парван ист! Я, в отличие от вас, не могу бросить всё и сказать: «Ухожу от вас!». У меня десяток подразделений, люди, средства. Вас прикроют, а пострадает моё дело! Вы-то найдёте себе новое приложение сил. А у меня в фонде дырка будет!

Долин удивленно рассматривал председателя. Такого тона Дима раньше себе не позволял. Кооператив «Шурави», где Андрей исправно трудился до перехода в редакцию, хоть и был также учрежден фондом, прежде всего, был конторой по зарабатыванию денег, и проблем типа нынешней там просто быть не могло. На публике само собой исключался подобный тон. А заседания правления, если и бывали напряженными, не давали повода упрекнуть Локтева в некорректности. То, что он говорил, коробило. И не из-за повышенного тона. Что это ещё за его дело? Какие такие его средства? Что за собственничество???

Надя Чукина, часто моргая, переводила взгляд с одного на другого и, в конце концов, вдруг взорвалась:

– Дмитрий Павлович! Объясните же, наконец, всем нам, что за тон? что за намёки? Я лично никакой вины за собой не чувствую! Если в вашу спаянную, чисто мужскую компанию затесалась женщина, я могу и уйти не потому, что мне всё равно, где приложить свои силы. У нас не 37-й год, и мы имеем право…

– Перестань, – оборвал Кийко. Не мог он откровенно признаться товарищам, что элементарно попался на провокацию, зачем-то подстроенную не кем-нибудь, а Беллерманом, однажды невзначай подсунувшим ему интересный материальчик и намекнувший на отсутствие конкурентов в прессе. Сейчас Костя готов был себе локти кусать, что купился на сладкую конфетку. К профессору какие могут быть претензии! Он лицо не ответственное, а мало ли источников информации! Тем более, информация быстро получила подтверждение, стала обрастать подробностями. Уже два номера журнала уделяли ей по несколько полос. Были душераздирающие фотографии, свидетельские показания, была прокурорская проверка, этим занимался Сорокин. Что же теперь получается? Все затеяно с одной-единственной целью – выдернуть журнал из-под фонда и отдать в лапы «смежникам»? Костя пробасил оправдывающимся тоном:

– Когда мы учиняли расследование, думали, оно имеет отношение к делам фонда. Ведь на нашем попечении и тии ритуальные дела. Воинское кладбище, пробач, – и он вскинул свои светлые глаза на председателя. Тот лишь вяло отмахнулся от извинений Кийка и вновь переступил порог кабинета.

– Может, и так. Только теперь всё это уже не имеет значения. Объясни товарищам, – молвил он усталым голосом.

Несколько помявшись, хохол начал довольно путаный рассказ, из которого выходило, что вся история с кладбищами, на самом деле, есть специальная операция КГБ, курировавшаяся на высоком уровне. Её целью было не столько придание огласке происходящего, сколько выявление круга сочувствующих сатанинским сектам в молодежной среде и взятие их под контроль.

– Ну что, братья, обдрестались по самое не хочу? – сверкнув глазками, выдохнул Сорокин, когда Костя закончил свое пространное и путаное повествование.

– Хай Бог мылуе! – сокрушался Кийко, – знав бы, не полез бы!

Кто мог знать, что жалкая малотиражка, о существовании которой знает не более одного процента жителей одного микрорайона, это рупор неведомых мощных сил, чьё вмешательство грозит перекроить начавшую складываться политику журнала, а заодно и биографии всех членов его редколлегии!

Долин беспомощно переводил глаза с Локтева на Кийко и обратно. Кийко заливался краской. Сорокин же распалялся:

– Я только одного не могу понять, чем мы-то им так досадили, за что нас так обгадили пред честным народом. Могли бы подослать человечка, объяснили бы, что к чему. Я понял бы. Но как понимать вот это?! – и он потряс над головой газетёнкой.

– Да не в ней дело! – досадливо махнул рукой Локтев. – Собака лает, караван идёт. Вы что, не поняли? «Память» сливают. То есть, может, и будет для отвода глаз существовать что-то с таким названием. Может, и денег подкинут. Но все вы будете служить другому ведомству! Вот, в чём беда! А всё потому, что влезли не в свой огород. А я проглядел.