Одержимые войной. Доля - Страница 65

– Это кого же? Секретарей обкомов, секретарей ЦК?

– Да бросьте вы! Эти отсидятся до последнего, если не получат сейчас более выгодного предложения. Выйдут потом, по команде.

– От кого?

– Да хотя бы от президента.

– Он же генсек! Это невозможно.

– Что невозможно?! Совмещение этих двух постов невозможно, однако, как видите, наличествует в полный рост. И кто вам сказал, что завтра у нас будет тот же президент и вообще будет президент?

– Но это же катастрофа! Развал страны! Фантазируете, не иначе, – пробурчал Дима, а у самого заколотилось сердце: «А вдруг прав очкарик? Уж больно похоже на правду. Всё же смешалось в нашем королевстве. Собственно, разве не с теми же вопросами и шёл сегодня к нему? Ан вот, как вышло. Вербует, и не постесняется! Гад!»

– И что с того, что катастрофа? Мало ли их было за последнее пятилетие? Один Чернобыль чего стоит! И впереди будет не меньше. И потом… Откуда такая абсолютная уверенность, что развал страны так плох? Верхи не спо-соб-ны управлять такой большой страной. С развалом жёсткой вертикали, с распадом госплана и госснаба, вусмерть завравшегося госкомстата Союз абсолютно неизбежно разделится на части. Не понимать этого может только очень недалёкий человек.

– Вот, что Владислав Янович, вставая, молвил председатель, – будем считать, разговора не было. Того молодого человека, которого вы мне порекомендовали, я посмотрю. Уж не знаю, почему за него ходатайствуете. Родственник он вам или кто, но решать сам буду. Не подойдёт – не обессудьте… Как к специалисту у меня к вам никаких претензий. Работайте. Что касается помощи мне, спасибо, как говорится, на добром слове. Сам как-нибудь разберусь. Чай, мозги не совсем жиром заплыли. Не нравятся мне ваши разговоры, прямо скажу. Принять ваших суждений решительно не могу. Разные у нас платформы, и всё тут. Время у нас – не тридцать седьмой, плюрализм, и всё такое. Так что расстанемся по-доброму, каждый при своём. Бывайте здоровы!

– Плюрализм – род психического расстройства, при котором человек получает удовлетворение, совершая половой акт в присутствии зрителей, – в спину уходящему бросил Беллерман и тоже встал из-за стола. – Придётся доложить Можаеву о вашей неадекватности.

Уже взявшись за дверную ручку, Дима словно получил разряд вольт этак в 500. Борис Васильевич Можаев, недавно занявший пост первого секретаря обкома, выходец из тех же ставропольских краёв, что и генсек, по слухам, в молодости пересекался с ним, чем, наверное, и объяснялась его стремительная карьера, когда многие внезапно теряли влияние, держался ровно, что некоторых настораживало. Этакий непотопляемый в шторме усобиц новейших времён! Никогда не противореча ни старикам из своего окружения, ни молодым честолюбцам, энергично прорывающимся наверх, Борис Васильевич умудрялся делать так, что каждый получал своё, и парторганизация ловко миновала пучины конфликтов, в которых погрязли соседние. Даже прошедший после последней партконференции пленум, где обсуждались её итоги, в отличие от аналогичных пленумов в других городах и весях, не вызвал резких движений внутри организации. На удивление: никого не исключили, только один, да и тот, как поговаривали, у кого «не все дома», вышел из рядов КПСС, объявлено всего два замечания, ни одного выговора. Присутствовавшая на пленуме «шишка» из Москвы отбыла вполне удовлетворённой. А над полоумным выскочкой, бросившим партбилет прямо на пленуме, уже наутро весь город в голос смеялся. Газеты осветили событие фельетоном или отмолчались: вроде событие внутрипартийное и не заслуживает внимания широкой городской общественности в эпоху отказа партии от диктата. И вот теперь роль второго полоумного в городской парторганизации уготована ему, председателю фонда ветеранов и семей погибших в Республике Афганистан Дмитрию Павловичу Локтеву, кандидату в члены бюро обкома, не имевшему ни одного взыскания?!! Беллерман, словно любовался произведённым его словами эффектом. Локтев продолжал стоять, ещё держась одеревеневшей рукой за дверную ручку, но его энергия иссякала с каждым словом профессора.

– Что вы сказали? – шёпотом проговорил Локтев, развернувшись лицом к доктору и меряя его тяжелым взглядом, от которого тот и не думал увернуться, напротив, с улыбкой приняв прямо в стёкла очков.

– То, что разговор наш с вами далеко не окончен. И поступать вам лучше по уму, а не по сердцу. Так-то вот, молодой человек, – жестяным тоном ответил Беллерман, не снимая улыбки с лица.

– В таком случае, извольте объясниться, откуда вы всё это…?

– О чём вы? О том, что в стране кризис, и привели её к этому кризису коммунисты? А вы этого не знали? – Дима лишь скрипнул зубами. – Или о том, что партия теряет по десятку тысяч членов в месяц, и процесс уже неостановим? Это тоже для вас новость?

– КПСС последовательно очищается от проходимцев и дешёвых карьеристов, – сквозь зубы процедил Локтев.

Беллерман беззвучно рассмеялся:

– Это вы о себе так сурово? Будет вам! – отсмеявшись, он внезапно стёр с лица улыбку и абсолютно ровным голосом без оттенков произнёс:

– Не повторяйте за неумными агитаторами чушь, которой они потчуют быдло. Вы не быдло, а элита, не забывайте. Элита, забывшая о своей священной миссии, заканчивает путь на эшафоте. Вспомните Робеспьера и некоторых романтиков типа химика Лавуазье.

Дмитрий, наконец, оторвался от двери, проплыл к креслу и упал в него, не сводя полного теперь уже отчаянья взгляда с Беллермана. Тот же продолжал ничуть не изменившимся тоном:

– Ваша задача – выжить в изменившихся условиях, сохранить и укрепить организацию и не растерять при переходе людей. Перестройка закончилась. Следующий этап перестрелка. Потом – перекличка.