Одержимые войной. Доля - Страница 90

– Никогда больше никого не предавай, иначе погибнешь сам.

Нина Леонидовна раскричалась на бывшего мужа. Что он, мол, и угрожает ребёнку, и давит на него… Но всё это было уже не важно. Между отцом и сыном возникла стена, наподобие той отвесной, с которой прошлым летом он так неудачно свалился. А спустя всего три года стена выросла и между ним и матерью. Начала она расти гораздо раньше. Просто пока мальчик был маленьким, он, как, наверное, всякий ребёнок, тянулся к маме, даже если она сурова, как Нина Леонидовна, завуч в средней школе, привыкшая командовать детьми и редкими в педагогическом коллективе мужчинами. А после ухода отца поддерживать оставшуюся в одиночестве маму было для подрастающего мужчины естественным. Однако к шестнадцати годам он окончательно осознал, что не любит её, одновременно боясь и жалея, и наилучшим для обоих было бы разъехаться. Он выбрал для поступления после школы автомобильный техникум. Не только из любви к автоделу. Техникум был один из самых богатых в городе, располагающий серьёзной материальной базой и возможностью предоставления общежития всем желающим. Нужно было только договориться об этом и оплачивать место. Поступив в техникум, Андрей сразу переехал в комнату в «общаге», поставив мать перед свершившимся фактом, чем вызвал с её стороны очередную бурю, на которую, впрочем, никак не отреагировал.

Прошедшие после развода родителей годы он тайком от матери искал встречи с отцом. Но тот, видимо, не желал её, постоянно пропадая в своих командировках – то на Памире, то в Тянь-Шане, то на Урале. Если раньше восхождение на горы было для Александра Андреевича в какой-то мере хобби (по профессии он был геологом), то после развода он переменил профессию, став горноспасателем, и теперь на месте вообще не сидел ни одной недели в году. Вторая встреча с отцом случилась после зачисления в техникум. Александр Андреевич навестил сына в общежитии. Это было и неожиданно, и радостно, и грустно одновременно.

– Здравствуй, сын, – с порога произнёс он, возникнув на пороге его комнаты. По счастью, соседа в это время не было. Андрей бросился со всех ног к отцу и повис у него на шее. Тот мягко отстранил его от себя и строго произнёс:

– Ты считаешь, что правильно поступил?

– О чём ты, папа?

– Ты знаешь, о чём. Если мне не довелось по-людски прожить с твоей матерью, это не значит, что мой сын должен поступать с нею не по-людски. Вернись домой.

– Ты почему не писал и не звонил все эти годы? – вместо ответа спросил Андрей, пронизывая отца острым, как бритва взглядом, от которого тот поёжился.

– Не надо на меня так смотреть, – заметил он. – Я всё время помнил и думал о тебе. Разве ты этого не чувствовал?

Сын кивнул и, отвернувшись, нашарил на столе электрочайник:

– Хочешь чаю?

– Нет, – спокойно отклонил предложение Андрея отец и вернул разговор к начатой теме:

– Постарайся сегодня же решить вопрос с возвращением домой.

– Зачем, папа? Кому от этого станет легче?

– Прежде всего, тебе.

– Я уже вполне взрослый и самостоятельный человек, – возразил Андрей, на что получил замечание:

– Знаешь, даже я не беру на себя смелость это сказать о себе. Мы, мужчины, по сравнению с ними, – он сделал неопределённый жест в воздухе, рисующий нечто вроде женской фигуры, – всегда останемся детьми. Мой грех, моя беда, что не смог справиться с настоящей, сильной женщиной. А главное, не смог сделать её своим союзником. Не надо повторять моих ошибок, сынок.

– С чего ты взял, что я их повторяю. Я ж не собираюсь ни с кем расходиться! Просто я не хочу жить с матерью.

– Это одно и то же, – устало изрёк отец и опустился на стул. – Ладно, давай чаю, а то, кажется, разговор коротким не получится.

– А ты что же, – слегка обиделся Андрей, – пришёл ко мне спустя столько лет для короткого разговора?

– Видишь ли, – задумчиво проговорил Александр Андреевич, – мужикам едва ли к лицу долгие разговоры. Всё, что надо понять, либо понимается сразу, либо не понимается вовсе. Придёт время, и ты начнёшь воздерживаться от лишних слов. Просто пока ты мальчик…

Это слово задело Андрея. Он оторвал взгляд от чайника, которым был занят в этот момент, и перевёл его на отца:

– Зачем ты хочешь меня обидеть?

– Говорят, умный не обидит, а на дурака и обижаться нечего, – усмехнулся отец и прибавил:

– К тому же, ты воин. Запомни это слово. А раз воин, то чувство обиды, бабское чувство, на самом деле, должно быть вообще чуждо тебе.

– Смешно сказал, папа. Воин!

– Настоящий мужчина всегда воин. Тем более, в нашему роду. У Долиных всегда так было. И тебе скоро служить в армии, ещё помянешь мои слова. Впрочем, дело даже не только в этом. Придёт возраст, когда я смогу тебе сказать многое. Очень многое о том, что ты должен будешь знать. Но пока не могу. Просто постарайся, хотя бы иногда, задумываться над такими вещами, как Честь, Родовая Память, Предназначение мужчины. Я думаю, постепенно ты сам сможешь сформулировать некоторые важные вещи, без которых… Ну, в общем, поверь, мы ещё вернёмся к этому разговору. И, наверное, не один раз.

Они замолчали. Чайник быстро вскипел, и, разливая по чашкам крепкий цейлонский чай, Андрей спросил отца:

– Говоришь «родовая память». Наверное, это связано с домом. Но скажи, зачем возвращаться в дом, к которому уже давно не испытываешь ничего? Он перестал быть родным с тех пор, как ты покинул его.

– Ты помнишь, что я сказал тебе возле здания суда?

– Помню. Только разве я тогда кого-то предал? – дрогнул сын и сам почувствовал нелепость вопроса. Всё он понял ещё тогда!