– Ну, ты и страшен в гневе! – рассмеялся Саид, когда толпа рассеялась и они благополучно вошли внутрь.
– Подонки, – в ответ выдохнул Локтев, – им только дай волю, так они всю страну растащат!
– И это говорит демократ? – послышалось со стороны входной двери, и обернувшиеся вожди увидели Беллермана. Его лицо источало благодушие. Никогда не проявлявшиеся сквозь стекла очков зрачки глаз, казалось, были столь полны радости и умиротворяющего дружелюбия, что весь адреналин, накопившийся за последние полчаса и у Баширова, и у Локтева, стремительно улетучился. – Здравствуйте, здравствуйте. Жаркие деньки. Но вы не переживайте так сильно. Вчера у меня был тоже очень жаркий денёк. Не слышали о пожаре в больнице? Дима и Саид отрицательно мотнули головами, а стрелок ВОХР придвинулся поближе к Владиславу Яновичу, чтобы лучше расслышать очередную криминальную сплетню. Однако вместо сплетни ему пришлось услышать в свой адрес:
– Что же вы раньше не объявились? Объект ни на минуту нельзя было оставлять без присмотра! – это Локтев вспомнил о том, что свои «стрелочники» существуют в каждом случае. Беллерман кивнул в ответ и перевёл посуровевший взгляд на смутившегося человека в синей форме, тот отодвинулся от него, бормоча:
– Нам, понимаете, с пульта позвонили. Сказали, магазин грабят на соседней улице. А здесь все тихо… Вот я дверь запер и побежал. Только минут десять и отсутствовал всего…
– Десять?! – возмутился Локтев, – Да вы знаете, что ни на десяток секунд не имеете права оставлять объект без присмотра! Вас можно под суд отдать! А если вам скажут: в соседней деревне женщину насилуют, тоже помчитесь помогать? Кому только?
– Дмитрий Павлович, я же… Это… Вы же видите, что делается… Кругом такое вторые сутки… Откуда мне знать, что это провокация?
– Вас, мил человек, для того и поставили здесь охранять, чтобы не было всяких провокаций. Я понятно говорю? – подал голос Владислав Янович и поспешил перевести разговор на другую тему. – В общем, так. Садитесь за стол, пишите рапорт на имя вашего начальника и не мешайте нам.
Охранник послушно ретировался. Его товарищи в синих униформах благоразумно испарились раньше. Троица руководителей аппарата будущей политической партии, как теперь себе это представлял Локтев, проследовала в кабинет председателя. Прикрыв плотно двери и включив «глушилку», Беллерман пододвинул кресло к столу и снова улыбнулся, устраиваясь в нём поудобнее. Глушилка – «ноу-хау» инвалида радиолюбителя Фёдора Мишука. Конопатый молчун с редкими рыжими усами и бесцветными, словно выгоревшими ресницами был в фонде мастером по части спецсредств. Будучи по профессии наладчиком радиоэлектронного оборудования, он мечтал открыть своё дело по выпуску всякой шпионской техники. Но, не обладая ни капиталами, ни нужными для дела качествами излишне мягкого и уступчивого характера, не мог подступиться к своей мечте. Вместо того постоянно получал предложения от Локтева разработать и изготовить какой-нибудь очередной «прибамбас» – то для слежения, то против угона автомобиля, то для установления помехи, то ещё для чего. Так и появилось спецсредство под названием «глушилка». В кабинете председателя, в кабинете Саида и в бухгалтерии по стене протянули спиралью скрученные провода, по которым при включении маленького приборчика возле входной двери, подавался слабый ток определенной частоты. В результате возникали электромагнитные волны, напрочь исключавшие возможность прослушивания извне того, что внутри комнаты. Причем в любом диапазоне частот. Сплошной белый шум. Даже механическое считывание вибрации со стекол, при помощи которого хитроумные Джеймс-Бонды подслушивают с больших расстояний переговоры в помещениях, где есть окна, не давало результата. Приборчик был настроен на частоту в резонанс с частотами естественных колебаний кристаллической решетки стекла, хрусталя и ещё многих материалов. Никак не воспринимаемая ухом вибрация делала невозможным использовать приборы для получения информации о секретах. Даже приложив ухо к стене, тоже услышишь ровный гул. Кроме того, прибор выводил из строя любые «жучки» в радиусе ста метров. К тому же, полезно ионизировал воздух и убивал бактерии. В общем, Фёдор был настоящим Кулибиным, и его светлая голова высоко ценилась товарищами. Быть может, поэтому ему и не давали развернуть собственный бизнес, ведь в этом деле, как известно, всякий рискует собственной головой. Мишук не жаловался, деньги за многочисленные «игрушки» ему платили щедро, а то, что мечта о своём деле остаётся мечтой, воспринимал с некоторой долей самоиронии. Иногда вместе с Фёдором в его проектах принимала участие его жена, также способная на всякие технические новации, но по-женски более внимательная к мелочам. В совместном творчестве их достижения приобретали подлинный блеск. «Глушилка» была плодом семейного дуэта, Лариса внесла в конструкцию ряд дополнений, удешевлявшие изготовление, добавляя ряд функций. В частности, санитарно-оздоровительное назначение прибора – результат её изысканий. Лариса работала врачом физиотерапевтического кабинета в клинике на Березовой улице, где пользовала не только постоянных обитателей «Дурки», но и других больных, направляемых туда через городские поликлиники. Беллерман хорошо знал физиотерапевта. Она же его, как это ни странно, никогда не видела. Но о том, что работающий в таинственном 13-м корпусе врач одновременно консультирует в фонде, который занимается делами её мужа, была вполне осведомлена, и это её нимало не беспокоило, а напротив, вселяло уверенность, что и в фонде у мужа всё должно быть хорошо. Поэтому она с удовольствием и совершенно безвозмездно принимала участие в разработках Фёдора, нередко качественно улучшая его изделия свежими техническими идеями и всегда придавая окончательному изделию черты подлинной безупречности.