Одержимые войной. Доля - Страница 132


К оглавлению

132

– Дела армейские. Ну, ты знаешь, дедовщина. Дали шесть лет.

– Ого! Это серьёзно. А родные у него есть?

– В том-то и дело, что нет. Он, как и ты. Сирота. Причём полный. Ни отца, ни матери.

– Ну, мои-то, положим, живы. Просто живут далеко отсюда. С мамой ещё общаемся раз в три-четыре года…

– А почему? Разве тебе не интересно, как она с новым мужем?

– Зачем мне это! У неё своя жизнь, у меня своя. Она, уезжая, оставила мне квартиру, за что ей отдельное «спасибо». Но при этом не преминула напомнить, что больше ничего не должна, раз я уже большой, должен сам о себе заботиться, так чтоб не докучал ей.

– Вот она-то у тебя точно странная, – задумчиво протянула Маша и попыталась представить себе, чтобы Антонина Александровна нечто подобное когда-нибудь сказала ей. Не выходило. Значит, мама с сыном изначально чужие. А разве такое бывает? – А разве так может быть? – вслух спросила Маша и, глянув в глаза мужа, осеклась.

Андрей молча помешивал чай. Если б Маша могла считывать мысли и увидела бы, где именно пребывает сейчас её муж, она бы удивилась. Потому, что мысленному взору открылись бы картины мест, где и она бывала в пору безмятежного детства. Только воспоминание о том путешествии оказалось вытесненным глубоко в таинственные недра мозговых извилин, придавленное напластованиями позднейших счастливых и драматических событий.

…Над малиновой от закатных лучей кромкой бездонного моря упругими волнами накатываются лиловые сумерки. Они стягиваются всё ближе к тому месту, где румяное яблоко звезды ежедневно окунается в пучину, чтобы настала ночь. Резко очерченный горизонт обозначает не столько место, где гладь морская соединяется с гладью небесной, сколько шов между двумя нереально ровными поверхностями. Со склона горы, величественно нависающей над уютным курортным Геленджиком, вид морского штиля на закате, микроскопических огоньков, зажегшихся там и сям, где во дворах жителей уже настал вечер, ажурной паутинки ниточек-дорог, бегущих со склона к морю и поперек, вдоль берега, настолько притягателен и одновременно пугающ, что чем дольше неотрывно смотришь туда, тем крепче мороз продирает по коже между лопаток, а не смотреть не можешь. Изрезанный тропами и оврагами склон даже для начинающего скалолаза не представляет ни малейшей трудности. У опытного спортсмена, что привёл сюда маленького сына, другая задача. Это для Андрюши первое знакомство с окаменевшей судорогой земли, и чтоб постичь, что такое горы, ему надо провести здесь ночь. У них палатка, провизия на два дня, тёплые вещи. Самое главное, чтобы в душе ребёнка пробудился восторг от открывшейся ему высоты, бескрайней ширины и глубины обзора. Только глядя со склона горы в гладь вечереющего моря, возможно постичь, что такое бесконечность. Внизу, в душной комнатёнке, что сняли они семьёй у говорливой хозяйки, обосновавшейся в Геленджике после войны, осталась мама. Она, конечно, волнуется, но это ничего. Сейчас у отца и сына настоящее мужское дело. Они сделают его, пройдут положенные им небольшие испытания, и вернутся. И потом будут купания в тёплой бухте, пляж, походы в кино под открытым небом ясными вечерами, мороженое, сладкая вата и прочие удовольствия курортного отдыха. Это всё потом. А пока…

…Малиновый закат окрашивает кромку моря, точно кровенит едва заживший порез. К тому месту, куда упадёт солнце, волнами подтягиваются сумерки. Здесь ещё ранний вечер, а в городке под ногами уже ночь. Взгляд притягивает линия горизонта, какого девочка прежде никогда не видывала – место склейки двух листов цветного картона, сквозь которое пятнами проступают малиновые капельки застывающего клея. Геленджик со склона выглядит игрушечным. Смешные огоньки фонарей и лампочек в домах, во дворах и вдоль нитяных улиц, где уже вечер, мелькающие огоньки автомобилей, едущих по этим ниточкам, то и дело скрываясь от взгляда в кущах густых крон деревьев и кустарника. Смотришь туда – и не оторваться, хотя от вида этой страшно далёкой картинки по спине бегут мурашки. И зачем её, маленькую девочку на ночь глядя занесло на эту тропинку, взбирающуюся всё выше и выше, к самой вершине величественно нависшей над городом горы? Сидела бы с мамой сейчас в душной комнатёнке, слушая бесконечные рассказы о войне говорливой хозяйки, чей выговор выдаёт в ней украинское происхождение, хоть и живёт она здесь, в русском городе меж греков, турок, абхазов и столичных туристов уже без малого тридцать лет. Это всё папа: подбил отправиться в поход. Обещал впечатление на всю жизнь и не обманул. Для Маши, никогда не поднимавшейся выше двенадцатого этажа, всё увиденное и пережитое уже сказка. Можно даже забыть про купание, загорание, кино каждый вечер, мороженое, сладкую вату. Настолько всё это меркнет перед тем, что она увидела сегодня. А предстоит ещё провести ночь в палатке и встретить рассвет, увидев, как из-за вершины встаёт совершенно иного цвета молодое солнце. Над головой и вокруг бесконечная высота, бескрайняя ширина, а внизу бездонная глубина. Восторг!..

– Мы просто с нею очень разные люди. Очень, – произнёс, наконец, Андрей и прихлебнул остывшего чая. – Когда-то давно, в раннем детстве, может быть, пока папа жил с нами, мы как-то общались, что-то вместе делали. Но мама не разделяла наших с папой увлечений. Потом они разошлись. А я… Когда мальчишке четырнадцать, он тянется к отцу. Тем более, он у меня геолог, турист, интересный рассказчик. И потом… У него есть тайна, настоящая тайна. Это такое состояние души, когда что-то есть много большее, чем ты сам. Что-то важное, ради чего есть смысл жить. Я вот дожил до своих лет, и пока не могу сказать, что у меня такая тайна есть. Я чувствую, она где-то живёт во мне. Но я её пока не понял. А он понял. Рано понял. Оттого многое успел в жизни. А я… – Андрей досадливо взмахнул рукой. – Видишь, как меня мотает! Даже с работой толком определиться не могу, не то, что с тайной…

132