Одержимые войной. Доля - Страница 163

163

– Оно, конечно, сам-то ты, поди, ничего не смыслишь в том, что с тобой делается. И я вот пока не знаю, стоит ли тебе знать больше или не стоит. Впрочем, кое-что тебе просто нельзя не знать. Ну, например, о том, что кличка твоего отца на зоне была… Как думаешь, какая?

– Не знаю… – просипел Попов, а у самого перехватило дыхание.

– Именно так, как и тебя. А знаешь, за что? Не знаешь. За то же, за что и тебя. Смерть метит того, кто с любовью в игры играет. Не понимаешь? Объясню малышу. В этой жизни всё устроено по понятиям. А ты думал, иначе? Есть главные понятия, вокруг которых всё и вертится, и зовутся они – смерть и любовь. Кто играет в игры со смертью, фарт ловит. Если не проиграет, конечно. Ему либо богатство выходит, либо слава, либо любовь, либо и то и другое вместе. Потому как играть со смертью может лишь тот, кто её не боится. А это, голубь мой, дар редкий, не всякому даётся. Есть, конечно, и дураки рисковые. Но мы о таких говорить не будем. А вот для тех, кто в игры с любовью играет, смерть готовит свои сюрпризы. Ты думал, главное в жизни богатство, власть? Это, мальчик, бирюльки для тех, кто не знает главных понятий. Они живут без понятия и помирают в темноте. И знаешь, сильно мучаются перед смертью. Твоя баба – племянница одного Монаха. Она его не видела, я – её. Знала б дядьку, не сделала бы того, что сделала. И тебя б, дурака, сумела удержать от глупостей. Да, видать, не судьба вам. Впрочем, жизнь ещё не кончена. Не прекратишь свои глупые игры, глядишь, и вернёшь что из утраченного. Хотя и вряд ли…

Царь вновь замолчал, и молчание его на сей раз длилось долго. Роман, начав размышлять над царскими словами, успел отвлечься и думал уже о другом: не с ума ль сходит старик? Есть ли смысл придавать значение словам впадающего в маразм от долгой отсидки уголовника? Ну, авторитет, и что с того? Может, потрепаться не с кем, а тут какой-никакой знакомый! Кто их знает, что его там с папашкой, тоже Меченым, связывало? Сейчас лепит всякую чушь, а может, на самом деле просто вербует себе очередную «шестёрку» – вот и вся недолга! На душе Романа стало тоскливо, во рту появился горько-кислый привкус, точно гнилой апельсин надкусил. Пора бы о главном – чего же, собственно, надобно этому старику…

– А ты не торопи, молод ещё! – прервал молчание Царь, точно услышал мысли Попова. Роман даже вздрогнул. – Твоя первейшая задача слушать старших; они дело говорят. Усёк, воин? То-то. Я так меркую [74] : один шанс ты упустил, и не томись. Но он не последний, потому как молод ещё… Твоему папашке тоже говорил, да с возрастом люди глупеют. Не послушал, продолжал играть, и доигрался! Ну, да не об нём речь. Значит так, твои документы на реабилитацию готовы. В стране сейчас бардак, чёрт ногу сломит. Но твоими бумагами займутся.

У Меченого забилось сердце. Ах, вот оно что! Сейчас и начнется главное, а то присказка что-то затянулась. Царь, сверкнув глазами, снова будто бы прочёл его мысли и недовольно заметил:

– Не лети вперёд! Голову сломаешь. Всему своё время! Ты, верно, ждёшь, когда я тебе начну вкручивать, с кем на воле встречаться, что сказать, что передать? Как бы не так! Придумали тоже мне слово, «воля»! Они там не на воле, а в зоне похуже этой. И тут не всем воля. Просто у каждого своя доля! И у тебя пока. Никаких поручений я тебе не дам. Пока не дам. Если не увижу, что человеком с понятиями становишься. Пока ты игрок меченый. А надо, чтобы человеком стал. Усекаешь?.. Ни черта ты не усекаешь, – махнул рукой Царь и отвернулся, – только зря с тобою время теряю.

– Но почему, Царь? – почти шёпотом, но с нежданными будто даже слезами в голосе выдавил из себя Роман.

– А потому, что битый час базарю и вижу: всё барыши считаешь с этого базара. Не будет никакого барыша. Понял? Свободен.

С этими словами Царя за спиной Меченого показался верзила, очевидно, ожидая команды. Время аудиенции закончилось, а Роман так и не понял, зачем его привели, что такого сказали, кроме того, что скоро отпустят, а главное, как он, ничегошеньки почти не говоря, вдруг обидел Царя, так что тот внезапно оборвал свою странную речь, едва подобравшись к главному, и теперь вот отсылает его восвояси. Царь небрежно махнул рукой, что означало «пора!», и рослый «урка» [75] лёгким, но недружелюбным тычком в спину подтолкнул Меченого с места. Он встал, а старик даже не обернулся. Ерунда какая-то!

Но едва он сделал несколько шагов, Царь снова окликнул. Роман снова уселся и, как говорится, весь превратился в слух. Царь не спешил с продолжением. «Наверное, у него в запасе вечность, – подумал Роман и усмехнулся». Пауза продлилась с минуту. Наконец, Царь заговорил:

– Оперу, который тебя колол, так скажи: мол, согласен, и всё такое. Выбора у тебя нет. Но не совсем. Будешь делать вид, что пошёл на сотрудничество, а сам вертись, как хочешь, но бабу не сдавай. Не знаю, какая она баба, но то, что они ищут, в руках у них оказаться не должно. Сержантик твой Костенчук гнидой [76] оказался, много чего сдал. Ну да его самого скоро сдадут, мало не покажется. Так вот, чтобы не разделить его участь, девкину тайну не раскрывай. Понял?

– Нет, – честно признался Роман, а сам начал лихорадочно перебирать в голове варианты, что могло случиться с Костенчуком. – Я не понял, что именно они хотят. И почему сами не возьмут, а придумали меня в это дело вписать.

– Да-а, – снова протянул Царь, – ты не только меченый, ещё и дурак. Впрочем, не обижайся на Царя. Дурак – не самое плохое на свете. Хуже быть сволочью. Любую бабу по-настоящему расколоть может только мужик. Это-то понятно?

– Это понятно.

– У тебя есть повод с ней закорешиться. Ты ж поминал с нею её братца. Они и хотят этим воспользоваться. К тому же тебя, дурака, просекли. И что любовник хороший, и что такие, как ты, ей, по-видимому, нравятся. В ихней-то конторе не дураки сидят. А про вещицу, что ищут, тебе знать ничего особенного не надо. Ни к чему это. Лишнее. Просто ваньку валяй, сколь сможешь. Сам допытывайся, что за вещь, мол, без этого под бабу не подкопаться. Вот и вся игра.

163