Проснувшись, Татьяна первым делом принялась искать записную книжку. Она никак не могла вспомнить, куда засунула её, и взяла ли вчера у Романа телефон или нет. Найдя её в кармане куртки, которую вчера не одевала, уже готова была разочарованно вздохнуть, как на первой же странице, безо всякой алфавитной последовательности прочитала наспех вписанное карандашом: «Меченый» – и номер телефона. Она поглядела внимательно на запись, но не смогла вспомнить, когда и как занесла её в книжку, тем более что и поспешный почерк карандашного росчерка показался не своим. Впрочем, всё делается по воле Божьей. Даже если это чудо, то оно всего лишь просто чудо!
Решительно набрав номер, она услышала всего один длинный гудок и сразу ответ, точно на том конце провода только и ждали её звонка. Ещё необычнее был сам разговор.
– Доброе утро, Роман. Это Татьяна.
– Доброе утро. Я узнал. Я так понял, ты никуда не пошла.
– Правильно понял. Решила не ввязываться в дело, какого не понимаю. Больше пользы и моему директору, и нашему музею.
– Директору – да, а музею… Ты что же, всерьёз рассчитываешь на то, что музей откроют снова?
– Да нет, Роман, уже не рассчитываю. Помнится, ты говорил, что есть у тебя бизнес, и ты хочешь сделать мне предложение. А так и не сделал вчера. А ещё говорил, что, может, вместе, чего придумаем.
– Ну, и… Давай в тему, не финти!
– Я как раз в тему. Что б тебе не взять меня в дело? Я не набиваюсь в компаньоны, наёмный работник… Соглядатаям отрапортуешь, выиграешь время. А там поглядим. Сам хотел предложить, кажется?
– Кому-кому отрапортую? – переспросил Меченый, не поняв смысла слова «соглядатай». Таня засмеялась и пояснила:
– А вот это уже не телефонный разговор.
Через час они шагали по аллее городского парка. Татьяна с интересом отметила, что отчаянный и храбрый мужчина, готовый на безоглядный риск, не чуждый благородных порывов, соткан из напрочь исключающих одно другое качеств. Определяя главное, она терялась. То казалось, главное в нём азарт, и ради адреналина в крови он готов совершить, что угодно. То казалось, главное в его поступках – строгий расчёт. Просто в силу несовершенства ума он часто строится на ошибочных исходных. Благодаря расчётливости смог после отсидки стать предпринимателем, развернуться. Когда Роман намекнул, что весь его бизнес вырос на деньгах, коими снабдили «доблестные органы» ради достижения своих целей в отношении её, Таня исключила расчёт из перечня его главных качеств, и ей почудилось, что внутренней доминантой Романа является неведомое ей чувство, которое у мужчин называют «самоутверждением». Роман не спешил делиться секретами бизнеса, значит, как она понимала, в компаньоны брать не собирается. По крайней мере, пока. И это правильно. Он пытался вести свою игру, в глубине души не оставляя надежд когда-нибудь, несмотря на запрет Царя, сойтись с привлекательной «девчонкой» поближе. В конце концов, рассуждал он, запрет распространяется на насилие, но если удастся расположить её к себе, то иметь такую любовницу – удача для всякого мужчины. О том, что в жизни Татьяны существует, занимая всё её существо, другой мужчина, как и о том, что в свои годы она ещё девственна, он и помыслить не мог. Прикидывал так и сяк, и выходило: поступил правильно – опередив возможные подозрения, сыграл в-открытую. Она не улизнёт, ещё союзницей будет. Из этого надо извлечь максимум пользы.
В самый разгар беседы Таня ни с того, ни с сего, в упор глянув серыми глазищами, выпалила странный вопрос:
– Меченый, а ты в Бога-то веруешь?
– Чо?.. Да ты чо, мать! Какого такого Бога?! Знать не знаю никакого Бога! Что я, старушка какая на паперти?..
– Постой-постой, – развернув его голову обеими руками к себе, сказала Таня, – я не спрашиваю, знаешь или нет, а – веришь ли?
– Ты, Таня, умная баба, – высвобождаясь, начал Роман, – но немного того, с приветом. Как можно верить в то, чего не знаешь?
– Так ведь то, что знаешь, не требует никакой веры. Знаешь – и ладно! А с чудесами тебе приходилось сталкиваться?
– Экая ты, право! – усмехнулся Роман. – Чудеса, по большей части дело рук специалистов по чудесам. Есть такие в уголовке. Видывал я некоторых оперов. Вот уж фокусники! Есть среди нашего брата. Один Царь чего стоит. Разумеется, в «спецуре» полно чудес. Вон наш Церебрович… или как там его! Чего один такой стоит! А на счёт всяких там воскрешений Лазаря, наложения рук, второго пришествия и прочей нечисти, знаешь, по барабану. Если есть дурики, во всё это верящие, принимающие за чистую монету всё, что им врут попы в церквях, их дело. Может, им так легче жить – как тому страусу, что голову в песок зарывает. Я уж сам, своим умом выживу. Главное, не терять головы, не делать слишком явной гадости людям, они и ответить могут, ну, и хорошо считать… И, конечно, держать ухо востро. Ведь по жизни, Тань, никто не друг. У всех своя выгода, свой интерес. Ведь так?
– Вот потому ты и предприниматель, а я…
– А с чего ты об этой ерунде спросила?
– Это не ерунда, Роман. И постарайся побыстрее себе это…
– Да не обижайся! Если ты верующая, я не вмешиваюсь! Хочешь ходить в церкви, ходи. Сейчас не запрещено. Лишь бы делу не мешало.
– Значит, как я понимаю, о том, что ты меня берёшь в своё дело, мы в принципе договорились?
– В принципе, да! Будешь разъездным агентом. Будем расширять дело. Тебе прибыток, мне прямая выгода. Заодно, может, столкуемся…
Вместо ответа Татьяна оглушительно расхохоталась. Роман часто-часто заморгал глазами. Разве он сказал что-то смешное? Таня утёрла краешки глаз и проговорила: