Довольный переговорами с Краевским, Беллерман окунулся в гущу текущих событий, постоянно держа в памяти полученную от Великого Гроссмейстера информацию, неизвестную пока даже тому, кого она касалась напрямую – Целебровскому, и периодически задумываясь, как бы в оставшееся время воспользоваться своим информационным преимуществом перед Валентином Давыдовичем. Пока плодотворной идеи в голову не приходило, он даже близко не вспоминал о мимолётном разговоре с Глизером. Зато регулярные рассуждения о том, как действовать в обозначившейся принципиально новой ситуации, привели его к решению, которое ещё месяц назад он едва ли бы смог принять.
… Ранним утром 14 мая у входа на территорию гаражного кооператива «Ветеран» помощника его председателя Андрея Долина поджидал давнишний знакомый, о котором тот, неблагодарный, опрометчиво поспешил забыть. С внутренней стороны ограды в угрожающей позе стоял Молчун, обозначая, что проникновения чужака на территорию не допустит, но и нападать без толку не собирается. Едва Долин показался из-за поворота, человек отошел от гаражей и окликнул:
– Ну, здравствуй, Андрей Алексаныч! Нехорошо так пропадать!
– Профессор! – воскликнул Долин, и у него заныл левый висок. Давно думал сам позвонить Беллерману, поздравить с прошедшими праздниками, справиться о здоровье, обозначиться, сообщить, что у него всё в порядке, чтоб тот не искал его. Лучший способ предупредить преследование – сделать первый шаг в направлении преследователя. Правда, после общения с оперуполномоченным Игорем Игоревичем Лебезянским у Долина в душе остался неприятный осадок. Козырнув фамилией Беллермана, он, не желая того, сделал ход, с неизбежностью ведущий его снова в объятия профессора, а он считал себя раз и навсегда высвободившимся из этих объятий. Маша своими догадками подлила масла в огонь. А когда Андреем была прямо-таки шпионским образом получена весточка от отца, живо напомнив ему уже почти стершийся в памяти армейский эпизод с вызовом в штаб и допросом, решение окончательно отмежеваться от беллерманов, лебезянских и прочих «особистов» сформировалось окончательно. Но сделать официальный жест в сторону профессора, как раз именно в силу обозначенной дистанции между ними, следовало. Да вот беда, этот шаг Андрей всё откладывал, откладывал, и на вот тебе, напоролся! И, как выясняется, встреча с ним не просто неприятна, а даже болезненна. Почему, интересно? Разве не помог он ему в трудную минуту? Разве не должен был Андрей испытывать, несмотря ни на какие идейные разногласия, благодарность к доктору? Должен. Но сколько должна длиться благодарность? И есть ли у благодарности к исцелителю сроки давности? А если нет, тогда что? Он что, разве его пожизненный раб? Странное ощущение.
– Ладно, ладно. Вижу, не слишком-то рад! – с подчёркнутым простодушием заговорил Беллерман, похлопывая подошедшего по плечу, на что Молчун с той стороны слегка заворчал. – Ну да кто старое помянет, тому глаз вон!
– … А кто забудет, тому и оба, – ответил Долин, чувствуя чужеродный холодок между лопаток. В ноздри ударил до боли знакомый запах. Не помня, откуда он, Андрей вспомнил то чарующее и, одновременно, убивающее действие, оказываемое этим запахом прежде. Чего ему, гаду, надо? Доктор заметил состояние собеседника и примолвил:
– Я не враг тебе, Андрей Алексаныч. Я знаю, появление психотерапевта, напомнившего болезненные воспоминания прошлого, далеко не всегда радость. Но это абсолютно ничего не значит. Просто я пришёл проведать и кое-что пообещать. Я понятно говорю?
Андрей не ответил. Боль в виске усиливалась, и уже начинала слегка кружиться голова. Он взялся одной рукой за ствол берёзы, и это на время прекратило головокружение. Однако уже через минуту оно стало возвращаться. Но что же это за отвратительный запах???
– Я рад, что ты жив-здоров и в порядке. Могу тебя порадовать, что у твоих старых товарищей, которых ты позабыл-позабросил, тоже всё в порядке. Кроме одного. Твой бывший кооператив «Шурави» закрыли сразу после перерегистрации. Ты знал об этом?
– Вы шли за этим, чтоб сообщить мне? – больным голосом задал вопрос Андрей и покачнулся. Беллерман с удовлетворением видел, как на глазах рассыпается крепкий человек. Он не отстанет от Долина. Сначала уделает молодца. Останется жив – хорошо, нет – да и чёрт с ним, всё равно для исследований и для практической работы материал стал абсолютно непригоден. Потом примется за его вдовушку. Весь этот чёртов род пора давно под корень! И что они там в Ордене мнутся, ждут чего-то? Родовая тайна – тоже мне, секрет полишинеля! Вот сейчас профессор размозжит сынка, потом – его жёнушку, а после примется за папашку-альпиниста. Давно пора запросто, этак, стащить с гор и хорошенько потрясти. Не церемониться с ним, а трясти! Владислав Янович испытывал прилив мстительного сладострастия, продолжая впиваться сквозь дымчатые стёкла очков в свою жертву.
– Ты хорошо слышишь меня, Андрей Алексаныч? – стеклянным звоном раздалось в кружащейся голове Долина, и он лишь слабо кивнул. – Так вот, я пришёл пообещать тебе, что больше ты меня не увидишь. Я не буду искать встречи, но и ты не ищи. Ведь избегал меня, правда?
– Зачем вы… – задыхаясь, начал Андрей, – зачем вы с Димой… Зачем вам понадобилось меня… как зайца травить? Я знаю, это вы!..
– Молодец, – похвалил Беллерман. Нет, поражения он никогда не признает! Он игрок, и хороший игрок! Ещё настанет время, и он будет рядом с самим Агаханом, а может, и повыше! Сейчас у него трудности, но это временно. Вот же, ясно же – силы у него прежние, если не большие: вишь, как ломает «афганца», того и гляди упадёт!