Одержимые войной. Доля - Страница 231

231

– Как ты объяснишь, Туманов, что из квартиры убитой была похищена ценная коллекция марок, которую обнаружили у тебя в мастерской при обыске?

– Я не был свидетелем обыска. Протокола не видел. Вы проводили не обыск, а незаконный налёт, – тихим тоном, будто речь идёт о чём-то малозначимом, спокойно ответил художник. Следователь сделал очередную запись в протокол и выложил следующий вопрос:

– Зачем вы с Бергом отправились в номер гражданки Кулик?

– Гриша хотел меня познакомить со своей невестой.

– Берг женат. У него сын. Я повторяю вопрос. Зачем вы пришли к Татьяне Кулик?

– Какое это имеет отношение к убийству Нади?

– Прямое. Задержали вас по подозрению в организации убийства с целью завладения имуществом, часть которого в момент задержания именно при тебе и находилась.

– Я не понимаю, о чём вы говорите.

– Ты не станешь отрицать, что эти серебряные монеты царской чеканки принадлежали покойной Надежде Константиновне? – следователь выложил на стол две серебряные монеты, когда-то подаренные ему Надей, как она сама сказала, «на счастье». Да мало ли чего за годы, проведённые вместе, они друг другу подарили! Всего и не перечесть.

– Вы шьёте дело белыми нитками, господин следователь прокуратуры. Эти два целковых Надя подарила мне, когда я сделал ей предложение о замужестве.

– Вы не подавали заявления в ЗАГС.

– И что? Мы давно жили вместе, это легко проверить. А заявление подать просто не успели… Собирались, да так и не успели… Эх, Надюха, Надюха! – взгляд Туманова слегка увлажнился. Но ему не дал уйти в себя следователь.

– Есть свидетельские показания, что убитая не собиралась за вас замуж. Более того, вот ксерокопия её заявления о вступлении в брак с другим человеком. Фамилия Суркис что-нибудь говорит?

– Я не знаю, какого лешего вы приплетаете Сеню Суркиса. Да, Надя была с ним знакома. Возможно, даже собиралась за него замуж когда-то. Я не влезал в то её прошлое, которым она не хотела делиться. А что до ваших свидетелей, то, по-видимому, это показания её сестры, которая была против нашего брака. Эта баба всегда следила за младшей сестрёнкой и учила её жить по-своему. А Надя не хотела.

– Тем не менее, её показания сходятся с данными следствия.

– Да какое, к лешему, следствие! Как вы можете меня подозревать в совершении убийства человека, которого я боготворил, с которого писал портрет?!

– Портрета убитой при обыске мы не нашли. А подозревать или не подозревать кого-либо мы обязаны, основываясь строго на имеющихся в деле материалах, а не на эмоциях. Где ты был в день убийства? Желательно вспомнить весь день по часам и минутам.

– Вам прекрасно известно по часам и минутам, где я был весь этот день. У себя в мастерской.

– Конечно, и у тебя тридцать три свидетеля. Так ведь?

– Что вам от меня нужно? Говорите прямо. Хотите повесить на меня убийство Нади? Вешайте, если вам так этого хочется. Может, на «зоне» мне и лучше будет, чем в этом вашем поганом миру.

– Вышак тебе ломится, дружочек.

– Мне всё равно. Давайте ваши бумаги, я подпишу, что вы сочинили. Но Гришу и его девушку отпустите. Они вообще ни при чём.

– Это мы выясним. Так что с подписью не торопись. Успеешь на тот свет. Я так понимаю, ты согласен сотрудничать со следствием?

– Сотрудничать, – усмехнулся художник. – Чего вы добиваетесь?

– Ладно. Сейчас с тобой побеседует следователь ФСБ. От того, как ты ответишь на его вопросы, зависит, встретят ли твои друзья новый рассвет за решёткой или нет. Всё понял?

Туманов кивнул. Следователь с квадратным лицом встал, нажал на кнопку, в дверях появился контролёр, вопросительно глянул на следователя. Тот молча кивнул, дверь закрылась, а через минуту в помещение вошёл тонкий, как Соломинка из известной сказки про Соломинку, Пузыря и Лаптя, мужчина в тёмных очках, и следователь прокуратуры уступил ему место, покинув кабинет. Соломинка представился:

– Юрий Владимирович Мерцалов. У нас мало времени, поэтому прошу отвечать чётко и по существу. Какие предметы старины у вас остались от Суркиса и Калашникова?

Художник вскинул на ФСБ-шника полные тоски глаза и ответил:

– То, что я знаю, это платок, который я отнёс в музей, иконка, кажется, начала века и портрет старика с посохом… Ах, да. Ещё какие-то карандашные наброски. Всё.

– Это точно всё?

– Я говорю правду… Хотя, если совсем начистоту, я могу чего-то и не знать. Я не искал тайников, не делал ремонта в мастерской. Может, там и есть что ещё. Только мне неизвестно.

– Допустим. А ваши гости, которые часто у вас бывали? Им вы показывали что-нибудь из коллекций ваших предшественников?

– Специально нет. А случайно, мало ли, кто и что мог видеть!

– Как это? Без спроса хозяина рыться в его шкафах и антресолях?

– Да нет, зачем вы так! Во-первых, случайных людей у меня и не бывает вовсе. А во-вторых…

– Как же не бывает? А заказчики?

– Да их было-то за все годы… И видели лишь то, что я им показывал. Какого рожна художнику показывать заказчикам чужие работы?

– Допустим. Вы знаете что-нибудь о манускриптах в коллекции Калашникова?

– Не интересовался. Я вообще больше модерном интересуюсь.

– Какие у вас отношения с сыном Мстислава Суркиса?

– С Сеней? Да никаких! Он же дрянной человечек-то! И когда-то водил шашни с моей… – Володя осёкся. О том, что Надя была знакома с Суркисом, она ему говорила. И вот выяснилось, даже собиралась за него замуж. Не он ли убил? Точно прочитав его мысли, Мерцалов нараспев произнёс:

– Семён Мстиславович сейчас во Флоренции.

– Где?! – ошарашенно переспросил Туманов, вспомнив неожиданное приглашение на персональную выставку.

231