Одержимые войной. Доля - Страница 34

Четыре года редкая ночь не оборачивалась для него бесцветным и бестелесным кошмаром возвращения в запах прошедшего. Андрей пытался забить его другими, уставив всю квартиру пахучими цветами. Герань и жасмин, разнокалиберные кактусы и восковое дерево, немыслимые ботанические монстры в больших кадках, разнообразно цветущие едва не круглый год, украшали жилище ветерана боевых действий, живущего холостяком после переезда матери в другой город в просторной «распашонке» окнами на восток и на запад. Ни одна подруга не могла задержаться здесь надолго. Ароматы пьянили девушек, любая с удовольствием оставалась на ночь, но с утра всех как ветром сдувало, и впоследствии каждая делала всё возможное, чтобы больше никогда не оказаться в этой благоухающей «ловушке». Андрей в ярости предпринимал всё новые попытки завести постоянное знакомство, но все оборачивались неудачей. Девушки не говорили напрямик, почему избегают его, и у него выработался устойчивый комплекс мужской неполноценности, лишь усугубляя его страдания.

За Андреем закрепилась репутация неисправимого бабника. В среде товарищей по кооперативу «Шурави» она служила ему хорошую службу. Мужики охотно брали его в свою компанию, вместе пили, травили байки, «клеили баб», не вполне справедливо полагая залогом удачи участие в этом деле Андрея. Но в гости захаживали с неохотой. Даже когда требовалась «хата», предпочитали использовать менее просторную квартиру Лёхи, невысокого и невзрачного с белесыми бровями и ресницами и выцветшей четверть века назад шевелюрой. Лёха относился к типу мужчин, к которым в любом возрасте никогда не обратятся по имени-отчеству. Сам, хотя и старше Андрея лет на пятнадцать, бывший кадровый офицер, расставшийся со службой после ранения, частенько величал его «Андрей Алексаныч», не без оснований видя в нём повидавшего виды мужчину. Мужики не отдавали себе отчета, почему избегают пирушек на дому у Андрея. Не всякий нормальный человек вынесет концентрат запахов, подобный царившему в его «распашонке», но избавляться от комнатного ботанического сада Андрей не хотел. Дикая ароматическая смесь хоть немного смягчала его обонятельные кошмары по ночам. Кошмары, в которых он никому не смел признаться, но которые мучили его всё сильней и сильней.

Когда в его доме появилась Маша, он заранее был готов к тому, что наутро она навсегда исчезнет из его жизни под каким-нибудь благовидным предлогом. Но на следующий вечер она пришла вновь. И – более того! – проявила живой интерес не столько к нему, сколько к цветам. Это сначала ошарашило, потом даже взбесило. Он брякнул, что здесь не музей, и он не профессор ботаники. Невесть откуда вспыхнувшее раздражение захлестнуло его, и он сам сделал так, чтобы девушка развернулась и ушла.

Однако не прошло и двух недель, как они снова случайно встретились. На улице. Она заговорила первой. Он растаял и пригласил её «на чашку чая». Она ответила «с удовольствием», и с того дня больше не покидала его жилища. Они прожили вместе полгода, ни разу между ними не возникало ссор или размолвок. Спокойная и рассудительная, энергичная и деловитая, Маша взяла холостяцкое хозяйство в свои руки, и Андрей впервые за много лет ощутил, что может жить нормальной человеческой жизнью. Он стал приходить домой обедать, у него почти исчезли ароматические галлюцинации по ночам, он обрел сон и даже немного пополнел, приобретя вид мужчины. Перемену заметили товарищи-собутыльники и подначивали: мол, когда свадьба, и всё такое. А он отшучивался. В самом деле, какая свадьба? Девушка не просила. Просто пришла, верно, спасаясь от каких-то своих проблем, а он «надевать хомут» не спешил. Хоть здоровье как-то начало поправляться.

И вот опять… И уже не только запахи, но и звуки, и самая настоящая «живая картинка». И никак не вынырнуть из снов. Не отдаешь себе отчета в том, что спишь. Реальнее яви. И каждую ночь – в одно и то же место, на проклятый склон вонючего ущелья, в ту роковую ночь, когда…

– Ты ничего не делаешь самостоятельно. Только мой голос. Он защищает тебя. Тебе ничто не угрожает. Ты спишь глубоко и спокойно. Все твои сны под моим контролем…

…Лечиться, черт возьми! Раньше б высмеял себя за такую шальную мысль. Лечиться? У докторов?? Баночки, скляночки, пилюльки, примочки, притирания??? Да тьфу на вас сотню раз, кто такое предложит! Хоть и не косая сажень в плечах, а здоровья на троих хватит, ничем не болел, а что до ранения, так не у каждого ли мальчишки есть хотя б заветный шрам? Не все ль мужики хоть раз да поранились – кто ножовкой, кто топором, кто ещё каким инструментом? А уж солдату фронтовое ранение – что знак отличия. Не без ноги ж, при всех пальцах и не контуженный! А лишний шрам на теле сущий пустяк, на здоровье не скажется… И вот, поди ж ты, заело! Придётся что-то с собой сделать, раз такое… Кто знает, может, и впрямь жениться на Машке? В конце концов, не сопливый юнец, тридцатник скоро… Так что, как говорится, к терапевту, к терапевту!

Врачей Андрей недолюбливал с детства. Не из-за скептического отношения к медицине. Пожалуй, напротив, он считал ее искусством и уважал ее жрецов. Ученых – типа Коха или Пастера, о ком в детстве книжки читал. Да и отец, с которым, правда, мать рассталась уже давно, всегда подчёркивал важность роли врача в истории. Но современных врачей, изо дня в день по мелочам поправляющим ошибки природы, считал людьми неполноценными. С какой стати нормальному человеку придет в голову копаться в чужом дерьме, чтобы извлечь из него яйца глист? Тем более подозрительны были психиатры, психологи, сексологии, им подобные специалисты, интерес коих к предмету сального юмора в мужской компании, на его взгляд, отдавал извращением.