Одержимые войной. Доля - Страница 49


К оглавлению

49

– Скоро, конечно, мы расстанемся. Вряд ли нам разрешат и дальше работать вместе. Это вообще редкая удача, что мне досталась такая ученица. И я тебе, Танюша, очень благодарен.

– Что вы, перестаньте, право, – смутилась Таня, высвобождая свою руку из-под руки профессора. Но он удержал её, положил ещё вторую ладонь и, глядя пристально прямо в глаза потерявшейся девушке, примолвил:

– Не спорь. Это так. Тебе не дадут поступить в аспирантуру. Ты получишь свой красный диплом и свободное распределение. Иными словами, прямой путь к безработице. Я историк, Танюша. И неплохой…

– Да вы просто замечательный историк, поверьте!

– Не перебивай. Я тебе важную вещь скажу. Как историк я очень хорошо вижу: мы все идём к пропасти. Скоро люди нашей профессии либо откажутся от неё, либо уйдут в подполье. Так уже бывало. И не раз. Но теперь другое. Нас всех, я имею в виду, всю страну, готовят на заклание. То, что началось в моём родном Карабахе, не просто трагедия. Это первый звоночек. Я знаю, что говорю, Танюша. Не перебивай. Пока не поздно, хочу сделать тебе одно важное предложение, – споткнувшись о взгляд студентки, профессор запнулся и с улыбкой пояснил:

– Нет, не руку и сердце. Это было бы смешно в моём возрасте. Хотя я и одинокий человек, и я испытываю к тебе самые тёплые чувства, и…

Профессор окончательно смешался. Пытаясь исправить почудившуюся ему неловкость, он её только усугубил, и теперь нужно было выкручиваться, дабы, не дай Бог, не заморочить симпатичной ему девушке голову. Таня неожиданно сама пришла на выручку своему научному руководителю:

– Я глубоко признательна вам и безмерно вас уважаю. Если бы я могла рассчитывать на то, чтобы в будущем нас связывала настоящая дружба, я считала бы себя счастливейшим человеком на земле. Но у меня есть человек, которого я, кажется, люблю. Во всяком случае, я не знаю, смогла бы связать свою жизнь с кем-нибудь, кроме. Да и вообще, археолог – волк-одиночка. А я, похоже, хочу быть именно археологом.

Её слова попали в точку. Профессор взял себя в руки и твёрдым голосом продолжил:

– Вот именно, дорогая Таня! Пока есть такая возможность, я хочу предложить тебе перед тем, как ты попрощаешься с университетом, съездить ещё в одну экспедицию. Ты ведь из-за травмы пропустила последнюю практику?

– Да, – кивнула Таня, – но когда? Ведь летом я уже…

– Не торопись. Во-первых, можно отложить на год получение диплома. Хоть твою практику и зачли формально, все же знают, что ты её провела в больнице. И если ты напишешь заявление с указанием причин, тебе дадут ещё полгода. Тогда диплом будешь защищать не со всеми в мае, а в ноябре. А летом, сразу после выпускных экзаменов – в экспедицию. А во-вторых, есть одно место в другой экспедиции, которая отправится на следующей неделе. Выбирай.

Таня задумалась. Первый вариант сулил ей ещё полгода жизни в прекрасном городе, который она успела искренне полюбить, полгода общения с замечательным профессором, каждая встреча с которым была ей в радость, дополнительные полгода на обдумывание не до конца додуманных научных идей. С другой стороны, в эти полгода у неё не будет стипендии, без которой свести концы с концами ей не удастся. Придётся искать дополнительный заработок. С этим нынче сложно. Да и времени на это уйдёт уйма. И что в итоге она получит? Не говоря уже о том, что с дипломом в ноябре она едва ли сможет быстро найти работу. Специалистам её профиля легче устраиваться куда-то летом, нежели зимой. Второй вариант требовал немедленного принятия решения, спешки в сборах и походил на «кота в мешке». Она не сможет толком подготовиться к экспедиции. Неделя – слишком мало!

– А куда едут на той неделе?

– Северный Казахстан. Раскопки хазарских курганов. Твоя тема, – спокойно отвечал Агамирзян, на что Таня присвистнула:

– А почему никакой информации в деканате? Чья это экспедиция? И откуда в ней место?

– Слишком много вопросов, – улыбнулся профессор, наконец, выпуская танины руки из своих. – Я тебе скажу, только ты имей в виду, информация секретная. Обещаешь молчать?

– Да кому ж мне болтать-то? – воскликнула оживившаяся девушка, уже принявшая решения безотлагательно собираться в эту поездку.

– Комитет Государственной Безопасности СССР. Прислали разнарядку на меня. Но у меня… В общем, я нашёл возможность отказаться. Медсправочка… Ну, это армянские дела! – отшутился профессор, – Я просто хочу, чтоб моё дело продолжал молодой специалист.

– Вы им назвали мою фамилию? – округляя и без того широко распахнутые серые глаза, шёпотом спросила Таня. На неё, как и на большинство советских граждан, три магические буквы «КГБ» оказывали сильное впечатление. Оно и понятно: не было в стране ведомства, располагавшего большим влиянием, нежели это. И возможности соответствующие. Если экспедицию организовывал КГБ, это должна быть экспедиция высочайшего уровня обеспечения. Но с чего это вдруг всесильный Комитет заинтересовался хазарскими древностями?

– Да, – коротко ответил Агамирзян.

Так Татьяна Кулик неожиданно оказалась в составе секретной экспедиции, цели которой никто ей не объяснил и задачи которой были сформулированы лишь по прибытии на место. Полевой лагерь, разбитый по последнему слову техники в 150 километрах севернее города Гурьев посреди казахской степи, был снабжён всем необходимым, включая даже спутниковую связь, и походил скорее на военный объект, чем на археологическую экспедицию. Лагерь охраняли солдаты внутренних войск. Для проникновения на территорию требовалось предъявить специальный пропуск с фотографией и гербовой печатью, а выход с неё разрешался участникам экспедиции только по личному разрешению коменданта. Вольнолюбивая Татьяна с трудом выполняла правила внутреннего распорядка. Только ради того, чтобы своими руками прикоснуться к полным для неё мистического смысла древним святыням, которые, как она надеялась, будут извлечены из земли этой экспедицией. Азарт охотника за древностями подогревал её нетерпение в ожидании начала полевых работ. Но стояли уже третий день, а ни работы не начинались, ни инструктаж не проводился. Странное время праздности затягивалось. Наконец, около часу пополудни третьего дня по лагерю прошла ощутимая волна возбуждения. Люди забегали от палатки к палатке. Все, включая гражданских специалистов, которых, как удалось узнать Тане, в экспедиции, кроме неё, было семь человек, объявили об общем сборе в штабной палатке. Пока люди собирались, послышался гул приближающегося вертолёта. Очевидно, прилетал какой-то большой начальник, без которого работы не могли быть начаты, как поняла Татьяна. И в самом деле, вскоре в штабную палатку вошёл в сопровождении двух невзрачных мужчин в штатском полнеющий человек средних лет с важно посаженной крупной головой, окаймлённой пышной седой шевелюрой, и крупными чертами лица. Вглядываясь в его внешность, Татьяна отметила про себя, что этот человек, очевидно, с ранних лет привык командовать. А услышав его тон, отметила ещё одно неприятно поразившее его свойство – при всей важности фигуры, властной походке и жестикуляции, суровой целеустремлённости взгляда, голос выдавал плебейскую породу. Как молодая девушка смогла отыскать именно такое определение? Сразу найденное точное слово прилепилось в её сознании к этому человеку намертво, и с тех пор, сколько бы раз ни сталкивалась она с людьми, подобными ему, она никогда не ошибалась в этом определении. Смутно различаемый родовой голос, голос крови подсказывал ей, если не с первого взгляда на человека, то, уж во всяком случае, с первого звука его голоса, кто потомок всадников, воинов и волхвов, а кто – ростовщиков, барышников и рабов. И откуда в голову пришло такое разделение людей? Но с той экспедиции она разделяла людей только так.

49