Одержимые войной. Доля - Страница 62


К оглавлению

62

– Я хочу, чтобы вы, Дмитрий Павлович, честно ответили себе на два вопроса. Первый. Не всё ли вам равно, в какие ритуальные побрякушки играть, если результатом становится достижение поставленных целей? Поясню. Сколько учёных в средние века повторяли пустые фразы о Боге перед собранием тупоголовых в рясах, а позже излагали вещи, напрочь опровергающие само бытие Божие! Иных подвергали процедурам типа отречения, как Галилея, других… в общем, по всякому было. Но никому из великих умов не пришло в голову воспротивиться установленному порядку, посягнуть на власть духовенства, хотя бы слегка. Красивая сказочка о том, что Галилей якобы пробормотал после своего отречения «и всё-таки она вертится», не соответствует действительности. Зачем бы ему? Он, в то время старый человек, жил по законам и правилам своего времени, и, если уж говорили ему, мол, надо отречься, шёл и отрекался. Ритуальные танцы, как я это называю. А сколько нынешних светлых умов блистательно исполняют роль, прибегая к помощи этого проверенного веками средства! Ну, скажите мне, пострадало ли творчество, скажем, Шостаковича от того, что он регулярно с трибун отчитывался и каялся? И заметьте, Дима, делал он это во имя личного, я подчеркиваю, – лич-но-го достижения конкретно поставленных целей и решения своих абсолютно частных задач! И никакого вранья себе! Люди знают, на что и ради чего идут. И плевать им с высокой колокольни, простите за вульгарные словечки, на текущую конъюнктуру и тому подобное. Надо будет, поговорим о таинстве Святой Троицы и её значении в подъёме урожайности зерновых в сложные периоды истории Святаго Отечества. Надо будет, обсудим, как на современном этапе развиваются марксистско-ленинские принципы в деле освоения целинных и залежных земель. И то и другое – ритуальные танцы, смысл слов не важен ни оратору, ни слушателю. И вопрос, дорогой мой: не всё ли равно?

Локтева в жар бросило. На миг показалось, что происходящее – бесовская игра, злая проверка, устроенная ему с привлечением хитрюги доктора чинушами из бюро горкома. Да, действительно в партии разброд и шатание. После партконференции КПСС превратилась в дискуссионный клуб. Молодой коммунист, прошедший войну и понимающий, что такое единоначалие в критический период, не мог выработать чёткой позиции ни по одному вопросу. Ведь понимание того, что война идёт и по эту сторону баррикад, просто так не приходит. Чувство ярости овладело Локтевым. Он глядел перед собой и видел провокатора. Ударишь по физиономии – упекут в психушку, согласишься – донесёт, перечеркнув дальнейшую карьеру, возразишь – напишет резюме: Локтев обычный недоумок, раз верит во всю галиматью, произносимую с высоких трибун, и ни черта не смыслит. А если всё, что говорит Беллерман, правда?

– Простите, доктор. А вы-то коммунист? – нашёлся Локтев, и увидел, как поползли в улыбке губы Беллермана, запрыгали искорки в очках, вздрогнули брови, и сам он, слегка откидываясь назад, задрожал в беззвучном смехе. – Я не понял, я сказал что-то смешное?

– Нет, нет, любезный! Увольте, ничего смешного. Просто я прочёл в ваших глазах за пару секунд такую бурю чувств! Нельзя так переключаться, дорогой мой, нельзя. Что называется, полегче на поворотах. Вы ведь решили, что я провокатор из КГБ, партийного контроля или чёрт-те откуда, правда?

– Признаться, подумал, – согласился Локтев, продолжая неприязненно вглядываться в профессора. А мысли уже неслись в другом направлении: «В самом деле, с чего бы мне! Он ничего такого не говорит. Читали, слышали много раз. Все эти разоблачения Сталина, вся эта чернуха с порнухой, вся эта грязь, перестройка с перестрелкой, эти вонючие азиаты с порхатыми прибалтами кому хошь башку кругом пустят. А он доктор. Если уж лечит мозги, так лечит. Он же не виноват, что сыр-бор возник из-за кучки карьеристов, внедрившихся в партийные ряды и разваливающих партию изнутри… Стоп! А сам-то я кто? Я-то зачем в партию полез, когда предложили?.. Ну, как зачем! Предложили – и полез. Я молодой, энергичный, пороху понюхал, кое-что понимаю о жизни, могу других поучить. Такие, как я, нужны. Сейчас перестройка, гласность, обновление рядов… Тьфу, пропасть! Самому-то не противно? Как с трибуны поливаю. Коли стал про себя думать такими словами, значит, совсем дело дрянь… Так, ладно! Попробуем иначе. Чем я недоволен? Я делаю что-то не по совести? Не работаю ради таких же пацанов, как я, ради их матерей, жён, детишек? Чтоб им лучше жилось! Разве что-то делаю не по закону? И потом, что такое закон? Разве не мы, молодые люди, которым завтра жить, кому детей растить, должны улучшать неработающие ветхие законы? Вот-вот! И чтоб иметь такую возможность – улучшать законы, работать для людей, – ради всего этого я и пошёл в КПСС! Верно. Но вот вопрос: понятно – возможность, но кто дал мне на это право?.. Так-так! Один момент! А кто ставит вопрос? При чём тут право?! Я сам и есть право! Если не я, то кто? Каждый норовит отсидеться в стороне – мол, моя хата с краю, без меня всё сделается. Вот и живем по-скотски. На прилавках голяк, очереди, бюрократия, дороги разбитые, сервис – Европе в глаза стыдно смотреть, за то ракеты под каждой задницей… А я не отсиживаюсь, я работаю. Я активный и принципиальный. На таких, как я, вся перестройка держится. Ведь Горбачёв всё это придумал, чтоб дать дорогу молодёжи, расшевелить поганое болото. Не мне бухтеть! Всё правильно! И неча тут про право, возможность, закон, совесть! Буду делать, как считаю нужным, и всё тут! Зарабатывать деньги, двигать своих людей всюду, где можно, громить замшелых мастодонтов. Засиделись на тёплых местечках, дело тормозят, мыслят по-старинке, толкая страну в яму, сами того не понимая, мать их!.. Во, размитинговался, придурок!»

62