Очевидно, внутренний диалог раздвоившегося на собеседников человека промелькнул на лице председателя, поскольку Беллерман внимательно разглядывал его, молча, не прерывая. Их беседа уткнулась в ватную паузу несущихся осколками в воспаленном мозгу Дмитрия мыслей, а доктор спокойно изучал его, слегка прищурившись в полуулыбке. И только когда Локтев вздрогнул, отгоняя назойливый рой мыслей и снова включаясь в беседу, Беллерман быстро обозначил присутствие, тем самым не давая собеседнику обратить внимание на то, что его мимолетное отключение было замечено и оценено. Владислав Янович прекрасно знал, что, как правило, не стоит давать понять своему собеседнику, что в нём «копаются». Когда люди уходят в себя, им обычно кажется, что они «там» одни. На деле, опытный наблюдатель легко читает ушедшего в свои мысли человека, поскольку, уходя в себя, люди «неплотно прикрывают двери». Обнаруживая «слежку», либо конфузятся, либо озлобляются, либо замыкаются напрочь, словом, делают всё, чтобы дальнейший контакт стал невозможен. Причем непроизвольно, даже если наблюдающий друг, близкий, жена, врач, личный психоаналитик или духовник. Душа человеческая – как улитка. Пугливо прячет усики в панцирь, едва заподозрит нечто выходящее за рамки привычного, даже если оно не таит в себе никакой опасности. Беллерман протянул журнал и произнёс:
– Это всё чепуха. Я про то, что там написано. «Огонёк» – орган партийный, и не просто партийный, а представляющий интересы группы в партруководстве, ведущей страну путём серьёзных преобразований. К тому, что пишут в этом журнале, отнеситесь как к провокации. Есть такой метод лечения. Он так и называется. У больного, страдающего навязчивой фобией, провоцируется её появление. Но строго контролируется и, кроме того, источник фобии слегка препарирован, из него устранена реально угрожающая компонента. Путём цепочки несложных манипуляций угроза обращается в фарс. Пациент смеётся над тем, чего раньше боялся. Это просто. Вся эта команда занимается тем же – провоцирует, только не одного пациента, а целое больное общество. Не могу назвать это идеальным путём к выздоровлению, но это весьма эффективно, а главное, быстро.
– Странно говорите. По-вашему, получается, что во главе страны стоят этакие монстры в белых халатах, которые…
– Что же, я тоже монстр в белом халате?
– Вы ж не лечите целую страну.
– Резонно. Но позвольте полюбопытствовать, любезный Дмитрий Павлович, а какая разница? Вопрос, так сказать, чисто количественный. Я работал главврачом клиники в две тысячи душ. Заметьте: больных душ. И отвечал за то, каким будет их путь к выздоровлению?
– И удалось вылечить хоть относительное большинство? – сказал – и сам не обратил внимания на то, что сказал, Локтев. Владислав же Янович обратил – бросил быстрый взгляд, но оставил вопрос без ответа:
– Мы понимаем: болезней нет, есть остановки в развитии. Если это справедливо для отдельного человека, то и для общества в целом. Ваша беда в том же. Вы устали от навалившихся в последнее время перемен и связанных с ними вопросов и решили остановиться, и, как только произошла остановка, начались внутренние проблемы, которые иной невежда в белом халате может счесть, пожалуй, и за болезнь. Вы же не хотите, чтобы такое произошло?
– Не понимаю вас, – жёстко отозвался Локтев, а у самого по спине поползли мурашки. Ещё не до конца прояснив смысл слов доктора, он почувствовал таящуюся в них угрозу – то ли для себя лично, то ли для своего дела. «Дело… Дело… А что есть моё дело? Зарабатывание денег? Строительство пирамиды власти, на вершине которой я сам? Ради чего несколько лет назад всё это началось? Ну, работает эта система. Уже не может ни остановиться, ни даже рухнуть. Пожалуй, не может. Слишком прочно всё спаяно и закручено. Есть горизонтальные связи, вертикальные, обратные. Механизм из сотен людей работает, как часы. Давно запущен, и остановить его нельзя. А зачем? Какова цель бесконечного коловращения? Тоже мне, вечный двигатель!»
– Так-так-так, дорогой мой! – словно издалека донёсся до Локтева голос. Он очнулся и увидел, что доктор, стоя в дальнем углу, пристально разглядывает его со странным выражением лица. – А вы всё-таки переутомились. Пройти Афган и так переживать мелочи жизни типа перестройки! Настоятельно рекомендую взять недельку-другую отпуска и – в пансионат. Небольшой курс укрепления нервной системы, аутотренинг, психокоррекция. И всё такое… Абсолютно ни к чему не обязывающие мероприятия! А то до беды недалеко.
– До какой беды? – прошелестел Локтев, чувствуя, что вдруг начинает кружиться голова.
– Нельзя так над собой издеваться. Когда вы в последний раз по-настоящему отдыхали?
– Не помню.
– Вот и всё! Без разговоров! В пансионат немедленно. Он хоть и называется клиникой, но на самом деле настоящий пансионат. Я вам подготовлю местечко, и в марте…
– Не могу. Пленум! В апреле тоже не получится. Там пойдут встречи с ветеранами, спартакиада, другие дела. Давайте позже.
– Ну что же мы? Будем полгода тянуть? Потом только в августе возможность будет. В середине.
– Это тоже плохо. В подшефной школе будет работать комиссия из гороно. Базовый проект! Надо показать верность методики. Мы второй год обкатываем её на этой школе, и…
– Послушайте, Дмитрий Павлович! Вы что, один во всём фонде? Что, нет ответственного за работу с подростками? Нет куратора школы? Есть Лисицын, Галушкина, Чукина, Кийко, наконец. Есть правление, замы. Хватит, и не спорьте, любое дело не стоит того, чтоб на него последнее здоровье класть. Впереди ждут дела много большие…