Одержимые войной. Доля - Страница 87

– Так выпили же вместе! – отшутился Долин.

– Ну-ну, добро!.. Так вот, таких, Машута, как твой Андрей, единицы. Я, например, встречаю второй раз. У нас на работе есть один такой. Кстати, тоже ветеран боевых действий. Только других. Вьетнам.

– А что, наши и там воевали? – искренне удивился Долин.

– Да, парень! Где только наши не воевали! Великая страна… – Иван Иванович помолчал, точно пересчитывая в уме, насколько великая и во скольких странах воевали её сыны. На самом деле, в эту самую секунду и он, и дочь, и Андрей явственно ощутили, что от былого величия остаются одни воспоминания. Это было секундное ощущение, но его вполне хватило, чтоб резко сменить настрой разговора. Собеседники даже забыли, о чём шла речь. А тут ещё появилась заспанная Антонина Александровна, и тема переменилась. Лишь назавтра, когда ещё до рассвета выехали они на видавшем виды «Москвичонке» Калашниковых, Маша вспомнила о вчерашней теме и спросила отца:

– Так как же на счёт типа, к которому относится Андрюша?

Иван Иванович, вглядываясь в сумеречные силуэты деревьев по обе стороны от тряской просёлочной дороги, что выводила из садоводства, переспросил:

– Ты о чём, доча?

– Ну, ты вчера говорил, что люди различаются по тому, как они пьют. Не помнишь?

– Ах, ты об этом! – вспомнил отец. – А разве мы не докончили вчера эту тему?

– Да мама же нас прервала! – воскликнула дочь, и тут же раздалась реплика Антонины Александровны, которая, казалось, до сих пор тихо дремала в кресле рядом с водительским:

– Ну вот! Вечно я вам мешаю.

Ворчливое дружелюбие Антонины Александровны, её полнейшая несклонность к повышению голоса или иному проявлению отрицательных эмоций и кошачья сонливость удивительным образом сочетались с энергичной деловитостью мужа. Тот всё подмечал, незаметно следил за порядком в доме, мягко, но властно руководил женой и всем в семье, и, как правило, всё выходило так, как он скажет. Ещё суток не прошло, как Андрей гостил у будущих сродников, а уже почувствовал себя дома. Удивительное дело! Забытое с детства ощущение, казалось, безвозвратно утерянное, вернулось с новой силой и растекалось тёплой щекочущей волной тягучей нежности по всему телу. Ему хотелось обнять и прижать к себе поближе Машку и так сидеть с нею да сидеть. И только слушать незлобивую пикировку Ивана Ивановича с Антониной Александровной, минут пять выясняющих, кто кому и как мешает. Маша со смехом прервала это, вновь напомнив о своём вопросе. Но прежде, чем папа начал отвечать, мать успела вставить:

– Вот, оказывается, чем вы занимаетесь, пока я отдыхаю. Пьёте втихаря да о пьянстве же рассуждаете. А меня разбудить да мне налить?

Салон «москвича» наполнился дружным хохотом четырёх глоток. И в это самое время справа, над просветом широкой поляны, тянущейся вдоль дороги и обрамлённой по краям приветливым березнячком, возникли серебряно-золотые лучи встающего над землёю солнца. И минутная тишина, исполненная немого восторга пред одним из самых удивительных зрелищ на свете – восходом солнца в лесу – разом пригасила смех.

Вновь вопрос остался без ответа. Лишь спустя несколько часов, под вечер Иван Иванович сам вернётся к нему и заметит:

– В старину, говорят, был у наших предков обычай такой. Во дни праздников или поминовений пускали по кругу чарку с хмельным напитком. И всякий вкушавший совершал как бы священнодействие. Не просто пил бражку, а ритуал совершал. И Андрей, похоже, не пьёт, а священнодействует. Это в наши дни редкость!

Пока же грибники достигли песчаной тропки, взбирающейся вверх по пригорку слева от просёлка, глава семейства заглушил мотор, сказав: «Приехали, слазь», – было уже не до типов пьющих. Во все стороны кругом расстилался изумительной красоты молодой сосновый бор, живописно покрывающий невысокие, но крутые песчаные холмы. Освещённые утренним солнцем, умытые ночной росой смолистые стволы источали такой дивный аромат, подобного какому не могло быть даже в раю. От прелой лесной подстилки тянуло грибной сыростью. А лесная глушь полнилась скупыми августовскими звуками. Где-то вдалеке крякнула утка, подзывая молодняк к себе. Вот совсем рядом раздалась барабанная дробь неутомимого дятла. Вот скрипнули под порывом ветра два ствола, невесть-когда проросшие один в другой. И кроме этих редких звуков да мерных вздохов несильного, дышащего предчувствием осени ветра, колеблющего верхушки крон и никак не проявляющегося внизу, была полная тишина.

– Ну что застыли? – весело подбодрил Иван Иванович. – Пошли. Значит, давайте договоримся. Через час все у машины. Вон, за сопочкой озеро. Это ориентир. Берега заболочены, подходить не советую. Но ориентир хороший. Сверху отовсюду видать. Нужно только подняться повыше. Если вдруг заплутаете, держитесь ходом на озеро, и обязательно выйдете на дорогу. Дорог торных тут больше нет. А тропки все выводят на эту. Так что, не заплутаете. Если, конечно, не постараетесь.

– Это как? – спросил Андрей.

– Ну, если надумаете двинуться прямо в противоположную от озера сторону, там уже другие сопки. Они кольцом окружают другое озерцо. А там километров через десяток будет другая дорога. Если пойдёте туда, не зная места, заблудитесь точно.

– Не пойдём, – заверила Маша и потянула Андрея за руку к лесу. В её глазах уже поселился азартный огонёк грибника. Андрей повиновался её движению, ещё не ведая азарта, ибо в последний раз выбирался в лесную глушь так давно, что и помнить было нечего. Через минуту они скрылись в хвойной чаще и, разойдясь на полсотни шагов, чтоб и видеть друг друга, и не мешать, принялись петлять меж сосен, выискивая в густом мху под ногами коричневые шляпки боровичков, рыжие моховики и упругие красные купола подосиновиков.