Одержимые войной. Доля - Страница 88

Первым повезло Андрею, на которого через пару десятков шагов точно вынырнул из-под земли крупный длинноногий красавец-подосиновик. Наклонясь к нему, Долин сразу же ощутил, как замирает от необъяснимого восторга сердце. Первый раз в жизни пошёл за грибами. Никогда прежде не знал и не понимал, что за удовольствие люди в этом находят, до того даже, что жертвуют утренним сном и, едва развиднеется, ломятся в переполненные электрички с корзинами, вёдрами, трясутся в них по часу и более, добираясь до заветных мест. Красный гриб был в его жизни первым лесным трофеем, и с невольно вырвавшимся радостно-изумлённым возгласом одновременно появился в душе восторг: «Так вот оно, зачем! Понимаю! Это здорово!».

Время от времени перекликаясь друг с другом, чтоб не потеряться, Андрей и Маша, петляя, мало-помалу углублялись в лес, шаг за шагом поднимаясь по склону одной из сопочек, и через полчаса оказались на проплешине у самой её макушки. Отсюда открывался вид на озеро, о котором говорил Иван Иванович, и Андрей, оглянувшись на ориентир, невольно залюбовался. Залитое утренним светом, продолговатой формы лесное озеро, затерявшееся меж покрытых соснами холмов, казалось, само источало солнечный свет, блестя и переливаясь тысячами оттенков золотого и серебряного. Оттуда, с его стороны доносился плеск играющих водоплавающих и слабый аромат камыша и болотной тины, контрастирующий с пряным духом хвои. Вид водной глади в солнечных лучах посреди моря зелёного цвета, волнами разбежавшегося во все стороны до горизонта, заставил сердце Андрея выпрыгивать из груди от ощущения абсолютного, ничем не омрачаемого счастья. Маша тихо подошла сзади и прислонилась к его спине, поставив свою корзинку на вросший в мох камень. Ей тоже было хорошо и покойно. Так простояли они неподвижно минуты три, пока снизу из чащи не донёсся до них зовущий голос её матери: «Ау! Где вы?»

– Мы зде-есь! – в один голос закричали в сторону леса счастливые молодые люди, и тотчас услышали, как затейливое эхо, отскакивая от каждого изгиба склона окрестных сопок, возвращает им их возглас, меняя его окраску. Это было так захватывающе, что они засмеялись и стали по очереди кричать в разные стороны:

– Ого-го-го-го-го!.. Э-ге-ге-ге-ге!

И причудливое эхо отвечало им разными голосами, точно невидимые лешие и русалки принялись играть с ними в игру.

Внезапно за спинами Андрея и Маши появился Иван Иванович с полным ведром крепких боровиков и проворчал:

– Вы что сдурели? Все грибы распугаете!

– Ого! – воскликнула дочь, увидев «улов» отца и переглянулась с Андреем. Тот лишь усмехнулся. А верное эхо возвратило машин возглас снизу, добавив к нему издевательской интонации.

– Так-то вот! – довольный, произнёс Калашников-старший, кинув взгляд на корзинку Андрея, в которой красовался одинокий подосиновик и несколько мелких маслят. – Чего кричали-то?

– Да мама звала, – просто ответила Маша.

– Ну, раз звала, значит, пора. Пошли к машине. Здесь мы уже все места обошли, поедем к следующей стоянке.

– Подождите, Иван Иванович, – попросил Андрей, – я хочу ещё немножко полюбоваться. Столько времени на природу не выезжал, что уж и забыл, как это хорошо.

– Ну что ж, постоим чуток, – согласился тот, доставая сигареты.

Они молча любовались на постепенно, с подъёмом солнца по небосклону, меняющее свой цвет озеро. Сначала оно словно погасло и стало серой полоской глади посреди волнистой зелени. А ещё через какое-то время в этой глади стали проявляться оттенки голубого. Долин ловил взглядом каждое изменение цвета и восхищался.

Такую же игру красок он видел когда-то в горах. Когда за ночь весь склон зарделся цветущим маком. Ещё вчера гора была серой. А с рассветом сегодня там точно вспыхнул грандиозный пожар. Но пламя оказалось живым существом, меняющим цвет ежесекундно. Вот светило наполовину высунуло свой огненный лик из-за противоположной вершины, и кроваво-красный багрянец засветился алыми всполохами.

Ветер пробегает сквозь ряды из миллионов маковых головок, и точно всполохи разгораются там и сям: малиновый, пунцовый, ярко-алый, розово-вишнёвый. Вот уже солнце оторвалось от горы, начинает припекать, и, будто защищаясь от зноя, маковое поле на склоне бледнеет, языки сказочного пламени становятся бледно-розовыми, даже слегка фиолетовыми. А ближе к полудню под прямыми лучами гора наливается пунцовой краской, как запёкшаяся кровь.

А ещё вспомнил Андрей, как в далёком детстве с отцом наблюдал такое же цветовое представление, когда на деревенском поле зацвёл лён. Они тогда гостили у кого-то из друзей отца в Эстонии. Маленький Андрюша не мог понять, как могло случиться, что белесое вчера поле за одну ночь превратилось в пронзительно синее море, по которому пробегают волны, гонимые свежим ветром.

– Ну, довольно таращиться! – грубовато вывел Андрея из оцепенения Иван Иванович. – Пойдём, Тоня нас уже заждалась, небось.

Они сошли извилистой лесной тропкой с холма прямо к машине. Калашников на удивление уверенно ориентировался в лесу. А может, просто очень хорошо знал места. Если бы Андрей сам пошёл искать стоянку, он бы взял правее, и оказался бы от машины метрах в трехстах, за поворотом, и пришлось бы ещё поискать, где же она. Антонина Александровна с маленьким лукошком, до краёв наполненным маслятами и лисичками, недовольно расхаживала вдоль «Москвича».

– Ну и где вас черти носят? – проговорила она. – Договаривались, через час, а уже все полтора прошли.

– Не шуми, мать, – мягко перебил Иван Иванович. – Видела бы ты, какая красота наверху, поняла бы… Поехали.