– Любезный Глеб Викторович, вы чересчур эмоциональны для человека нашей профессии. О каких документах вы ведете речь? О списках у вас в руках? Так это фальшивка. Или нет, это шутка. Там ни одной фамилии. Что вы разнервничались? Свидетели? Все давно и постоянно пользуются услугами кабинета психологической разгрузки. Они будут помнить лишь то, что им оставят в памяти. А через несколько лет и таких ухищрений не понадобится. Миллионы людей будут с легкостью забывать одно и внезапно вспоминать другое при помощи всего лишь электронно-лучевой трубки, которая будет проводить сеансы массового внушения. Манипулировать людьми легко. Я понятно говорю? Вспомните Кашпировского. В своё время мы с ним провели ряд экспериментов, получили результат, и теперь точно знаем, что всё будет именно так, как я сказал. Улики? О каких уликах вы говорите? Сгоревшее здание? Удар молнии, короткое замыкание, неосторожно брошенный окурок, наконец. Полвека назад на этой территории уже был большой пожар. Тогда легко нашли стрелочника, осудили. И жизнь потекла своим чередом. И теперь, если уж какому-нибудь правдолюбцу типа вас захочется найти виновного, то я уверяю вас, его найдут. И осудят. А если вы начнете говорить что-то о массовых репрессиях против невинных пациентов клиники для душевнобольных, проводимых «гадами» из КГБ, то вас быстренько определят сюда же, только не в качестве доктора медицины, а в несколько ином. И вы будете пускать кораблики в ванной комнате и радоваться, что по вторникам меньше аминазина, чем по средам. Вы этого хотите?
– Вы лжёте! Нет! Я… я… – задыхаясь, хрипел в трубку Бессонов, а потом, уже ничего не видя и не слыша вокруг, выскочил в коридор, где по-прежнему никого не было, и помчался в сторону охраны. Он точно знал, что единственное, что можно сделать, это отпереть все замки и выпустить на свободу всех – и первый, и второй, и третий списки!
В холле он наткнулся на двух санитаров и доктора Иванова. Они стояли кружком и оживлённо беседовали. Иванов держал в руке утреннюю газету. Завидя Бессонова, они в один голос воскликнули: «Что случилось?». Глеб Викторович, бешено вращая глазами, хрипел, что готовится преступление, и надо остановить провокацию. Надо выпустить всех заключённых. К чёрту медицинские условности! Речь идет о жизни и смерти сотен людей. Иванов легонько кивнул санитарам, и они, мягко подхватив Глеба Викторовича Бессонова под локти, повели его куда-то. Он пытался вырваться, кричал, что они предатели и убийцы. Иванов поддакивал, просил только успокоиться и не принимать скоропалительных решений. Потом заныло сердце, его посадили в кресло, сделали укол, и окружающее пространство медленно поплыло вкривь и вкось, а потом весь мир сомкнулся в одной маленькой точке, и воцарилась темнота. Через какое-то время из мрака вынырнули очки Владислава Яновича, и до мутного сознания Бессонова стали доходить звучащие издалека слова:
– Помните, мы говорили, что психические болезни тоже заразны? Не обязательно знать «в лицо» возбудителя, чтобы это предполагать. Так вот, я готов сейчас же открыть вам его. Заметьте, абсолютно добровольно и безвозмездно. Так вот!.. Это не вирус, не бацилла и не микроб. Это слово. Или комбинация слов.
Потом зазвучал голос Кашпировского. Известный телешарлатан повторял: «Даю установку непротивления злу насилием. Всё по воле Божьей, и всё нужно принимать безропотно, с благодарностью. Ваша воля принадлежит Творцу, не надо сопротивляться. Расслабьтесь и радуйтесь. Отныне никаких стрессов, только положительные эмоции! Радуйтесь и получайте удовольствие от каждого движения, каждой мысли, каждого вдоха, каждого события, которое видите. Если хотите, можете плакать, если хотите, можете смеяться. Что естественно, то не безобразно. Проявляйте естественные чувства и эмоции. Никакого гнева, он противоестественен, никакой агрессии. Только покой и радость. Через несколько мгновений вы ощутите прилив яркой энергии созидания, радости. Пойте, приветствуйте всё, что видите вокруг, радуйтесь. Без повода, без причины, просто потому, что вы живёте. Наслаждайтесь полнотой жизни, не задумывайтесь над тем, что вас не касается. Вы – это ваше тело, ваши соматические ощущения, ваши фантазии и представления. Мир существует лишь постольку, поскольку вы его воспринимаете. Я считаю от одного до ста, и вы начинаете воспринимать мир заново, бесконфликтно, сочно, красочно. Запомните: вокруг вас друзья, вас любят, вы тоже всех любите, вам радостно оттого, что жизнь сложилась именно так, а не иначе. Вас всё устраивает. Вам приятно и хорошо…».
Запели скрипки, обволакивая сладкими голосами. В теле появилась приятная ломота, пальцы покалывало, по спине пробегали щекотные мурашки. И была ночь. И было утро. А потом день. И снова ночь, утро, день. Время спрессовалось в бессмысленную череду бессвязно сменяющих друг друга пятен. Угасающее сознание выхватывало иной клочок, не складывая в единое целое. На донышке дремало ощущение необходимости что-то сделать, предпринять. Но побудительное чувство жгучей ненависти покинуло душу, она пребывала в благостном созерцании осколков разлетевшегося в разные стороны бытия, и смутное ощущение не могло всплыть на поверхность. Разум прекратил бодрствование, и сон его породил чудовищ. Но они не пугали. Принимая облик Кашпировского, Беллермана, Смирнова, Иванова, санитара, неизвестной женщины, чудовища даже не пробуждали интереса: так, монстры, и всё. А где-то до кровавой хрипоты плакал, надсадно скулил пятнистый пёс.
Бывший главврач так и не узнает, что вечером 19 августа 1991 года, последнего дня в своей разумной жизни, в огне пожара заживо сгорело 187 человек, а спустя неделю, когда ликующая в пьяном угаре страна будет праздновать победу «демократии», ГУВД наспех расследует инцидент, найдя «крайних». Бедного инженера по технике безопасности Шаповалова осудят на десять лет. А якобы виновного в нарушении инструкции водителя мусоровоза Ваню Пряслова – на три года. Не узнает, как жена Пряслова Наташа будет молить нового главврача «Дурки» В. Я. Беллермана не давать показания против мужа, плакать, заклинать Христом не рушить молодую семью, объясняя, что вина Вани не доказана, и от того, как выступит на суде Беллерман, зависит приговор, будет просить взять Ваню на поруки, но неумолимый профессор показания против водителя даст. Не узнает Бессонов, что ожидающая ребенка Наташа уволится из больницы, и её подберёт в свой фонд Локтев. Там она будет получать приличную зарплату, ухаживая за раненными и хронически больными в госпиталях, разъезжая по адресам инвалидов с продуктовыми наборами и делая им уколы, а осуждённый Пряслов вскоре после прибытия в колонию бежит. Видавшие виды контролёры будут в изумлении: судя по всему, в живых бежавший в цистерне с битумом остаться не мог, но тело не найдут, Ваню объявят пропавшим без вести. Не узнает Бессонов, что рядом томятся несколько людей, чья судьба тесно переплетена с его судьбой. Одна из них Диана Олеговна Мунц, в прошлом натурщица и, одновременно, осведомитель КГБ. Её саму он в здравом уме ни разу не видел, но роковым утром 19 августа пытался принять участие в её судьбе. Она состояла в списке № 2 злосчастного предписания – 07-Ш-11-И-119(52).