Одержимые войной. Доля - Страница 112

112

Наутро, осоловевший и измученный, Гриша молча позавтракал с художником, и они ушли, не попрощавшись с хозяйкой, мирно спавшей в своей дальней комнате. Володя не ехидствовал, не осуждал, не проявлял любопытства. Но и одобрения в его молчании не чувствовалось. Постояли на трамвайной остановке. Гриша попросил сигарету. Художник бросил на него удивлённый взгляд. Удивился бы ещё больше, узнав, что до сих пор Гриша вообще не курил. Но пачку протянул. Горький дым первой затяжки выдохнули, не сговариваясь, вместе, и в этой одновременности было что-то облегчающе забавное. Старший «соперник» приобнял младшего за плечо и весело молвил: «А ну, герой-любовник, берём тачку, и – ко мне, отоспишься».

Вот так и познакомились.

За первой встречей была вторая, третья… Они никогда не вспоминали о вечере и ночи своего знакомства. А когда Гриша вернулся из армии и почти сразу женился, вспоминать юношеское приключение стало как бы и неприлично. О первой своей женщине Гриша потосковал-потосковал, да и перестал. Хотя изредка, особенно в последнее время, странные приступы необъяснимой меланхолии гнали его к её дому, и, сопротивляясь им, он брёл в уютную мансарду, и Володя частенько отпаивал молодого друга пивом, коего водилось у него в изобилии, поскольку любил он сей напиток крепкой мужской любовью.

Иногда в мастерской бывали шумные компании. И хотя жизнь «богемного чердака» так и не стала для Гриши своей, он частенько захаживал «на огонёк», постепенно усваивая стиль и привычки в общении, присущих кругу художника Туманова. В этом доме все были равны без возрастных рамок. Обращаться к кому-то на «вы» считалось зазорным. Хозяин то казался отпетым безбожником, то вдруг становился набожным, обходя все церкви в округе. Тогда бывал кротким и смирным. То вдруг язвил, и крепко доставалось любому, попадись он ему на язык. Никто не видел Туманова пьяным, но пил он вдосталь, предпочитая водку вину, а пиво водке. Щедро угощая любого пришедшего в дом, сам никогда не перешагивал меры, которую чувствовал точно. Семейные хлопоты, учёба и работа несколько отдалили друг от друга Берга и Туманова. Но в этот раз уязвлённый и страдающий дипломированный музыкант вспомнил о мансарде, в которой ему всегда бывало хорошо, и направился именно к Володе, у которого не был с полгода.

Мастерская встретила тишиной и покоем. Туманов работал. Гостей не ждал, и даже был несколько смущён визитёру. Причину смущения Гриша понял позже, когда из длинного коридора, ведущего в дальние комнаты мансарды, на кухню, где они с Володей пристроились, вышла натурщица, вопросительно глядя на мужчин. Симпатичное личико девушки несколько портил крупный рот, зато фигура была само совершенство. Осознавая собственную красоту, она с удовольствием позировала в обнажённом виде, и сейчас вышла почти как есть – лишь халатик накинула. Гриша замялся:

– Извини, я, наверное, некстати.

– Ерунда. Мы уже заканчивали. Лена! Прервёмся на пиво, раз гость пришёл, – обратился к натурщице Туманов и подставил ей табуретку. Она слабо улыбнулась, молча кивнула и присела на краешек, плотнее кутаясь в свой халатик. – Что-то случилось?

– Случилось, – выдохнул Гриша и поймал любопытствующий взгляд натурщицы. Володя не стал переспрашивать, что да как, терпеливо ожидая, что друг сам скажет всё, что сочтёт нужным. Пауза затянулась, и, понимая, что, чем дальше, тем труднее её будет прервать, художник, разливая по стаканам пенный напиток, обронил:

– Судя по выхлопу, дней пять не просыхает наш немец.

– Володя! Не называй меня немцем! – раздражённо выпалил Гриша, изумив Туманова, прежде не видевшего Берга в таком состоянии.

– А что такого? Ладно, не хочешь немцем быть, бывай татарином. Или нет… Постой-постой! У тебя же в армии было презанятное прозвище. Помнишь, ты говорил?

– Володька! Кончай трепаться! Ты же знаешь, мне это местечковое прозвище…

– Вот-вот! – перебил художник. – Будешь евреем. Шмулевич, тебя устроит? Гриша Шмулевич!

– Шмулевич? – переспросил Берг и вскинул бровь на друга. – Смешно! Это, конечно, лучше, чем Шмулик…

– А главное, вполне современно! Гриша Шмулевич – звучит!

– Почему современно? – подала, наконец, голос девушка, и у Гриши перехватило дыхание. Где же он мог слышать этот голос?

– Лена, кажется, так вас зовут? – девушка кивнула, – мы с вами нигде не встречались?

– Фи! В конце концов, это пошло, товарищ Шмулевич! – воскликнул Туманов. – Так шаблонно знакомятся лишь деревенские лохи… И потом, хоть ты и еврей отныне, в этом доме «выкать» не будешь даже арабу.

– Да хватит тебе! – фыркнул Гриша. – Голос. Чертовски знаком голос. Я точно где-то его слышал. Вот и спросил. А от твоих правил обращения, честно говоря, отвык. Последнее время приходилось общаться в такой элитной тусовке, что как-то…

– Ну, точно еврей! Там где элитная тусовка, там кагал! – продекламировал Туманов. – Ладно, не обижайся, старик! Что случилось-то? Давненько тебя ко мне не заносило.

– С женой поссорились, – прогундосил Берг-Шмулевич, стараясь, чтоб расслышал только хозяин мастерской. Однако получилось с точностью до наоборот. Девушка прыснула, вымолвив только:

– Мы это лечим!

Гриша уставился на неё, не сразу поняв, насколько двусмысленно выглядит сейчас. Володя, не расслышавший его слов, молча переводил глаза с одного на другого несколько раз, пока не выпалил:

– Господа! Я вам не мешаю?

– Вот, что, Володя, – с предельной серьёзностью в голосе начал Гриша, сменив тон, – помнишь, ты работал в театре?

– Тебе нужна контрамарочка? – с игривой участливостью в голосе переспросил Туманов.

112