Одержимые войной. Доля - Страница 212

212

– На работе. Где ж тебе быть-то, сердешному! Вот отлежишься тута, а потом подумам, куда тебя пристроить.

– Что значит пристроить? – встревожилась Маша.

– А то и значить, – спокойно и наставительно молвил дед, – что домой вам никак нельзя. Не то гости пожалують, каких и не ждали.

– Какие ещё гости? – глухо переспросил Андрей, силясь подняться с места.

– У, шалопут! – прикрикнул на него дед, властно прижимая обратно к подушке головой. – Тебе ещё день лежать, не вставать! Прыгать он вздумал! А что до гостей, то вона, хозяйку свою спроси. Она тебе скажет, кто уже приходил, а кого ещё ждать. А я покуда за настоящим дохтуром схожу. – И вышел вон, слегка хлопнув дверью. Андрей снизу вверх вопросительно глянул на жену. Та отвела глаза, поправляя ему подушку, и, как бы не обращаясь к нему, скороговоркой сказала:

– Стоило тебе вчера свалиться, как все сразу про тебя вспомнили. Такие поиски учинили, будто ты преступник в бегах. Еле отбоярилась. И сама несколько часов кряду не знала, что ты не просто на работе, а опять валяешься, – поймав тень досады на лице Андрея, поправилась:

– Извини. Не так сказала. Я испугалась, что с тобой совсем плохо. Спасибо Воину Пантелеичу, успокоил.

– Ты не сказала, кто меня искал, – поторопил муж.

– Да-да, – ещё более торопливо заговорила Маша. – У меня вчера выходной был, ты знаешь. Всё время дома. Только ты ушёл, звонок: Локтев справлялся. Год не звонил, а тут вдруг здоровьем заинтересовался. Я чую неладное, но говорю, всё в порядке, а у самой уже поджилки затряслись. Думаю, чего этому-то гадёнышу надо.

– Он не гадёныш! – угрюмо вставил Долин.

– Тебе видней, но я не люблю таких. По головам шагает, на всех наплевать…

– Гадёныш, гадёныш! – вставил Воин Пантелеич.

– В общем, отбрехалась, – продолжала Маша. – Хожу, занимаюсь цветами. Снова звонок.

У Андрея заныло сердце. Как же он куда-то денется, как говорит дед, если дома останутся любимые цветы без присмотра! Ему и на два дня не уехать. Маша прочитала мысль мужа и заворковала:

– Не беспокойся, хожу за ними хорошо. Да и два дня-то всего без тебя! Сегодня с утра полила, сухие листики сняла, так что всё хорошо, – проведя по голове Андрея тёплой рукой, жена продолжила:

– Так вот, новый звонок. Ах, да! Сначала после Локтева звонила мама. Я с ней давно не виделась. Поэтому проговорили долго. Через полчаса какой-то незнакомый спрашивал тебя, допытывается, где тебя найти, говорит, что срочно. Но я ж помню наш уговор: о твоей работе никому. Помню, бедовали без денег и без работы. Ничего не говорю. Он, знай, своё гнёт. Я тогда спрашиваю, зачем, мол, ему знать, где ты да что ты, если я знать его не знаю и он не назвался. Он покрутил-покрутил да и раскололся. Говорит, весточка у него от отца твоего. Я помню, как ты говорил, что и слышать об отце ничего не хочешь. Но тут меня как будто чёрт дёрнул. Сама не знаю, почему говорю ему, что могу передать, потому как ты очень занят и вряд ли сможешь с ним встретиться. Он говорит, хорошо, через полчаса буду. И пришёл. И принёс. Посылочка такая аккуратненькая, не слишком тяжёлая, но и лёгкой не назовёшь. Расспрашивал о тебе. Но я – как партизан…

– Где посылка? – хрипло отозвался Долин, ощущая, как немеют пальцы левой руки.

– Как говорит твой Воин Пантелеич, а тута валяется. Андрей, не переживай, я ж не дура последняя. Когда один за другим они все начали появляться, я сразу всё поняла. Только ты не перебивай.

– Ты не вскрывала? – Долин будто не слышал жену.

– Зачем обижаешь! – надула губки Маша. – И так себе места не найду, что тебя ослушалась да приняла. Не перебивай же! Я не всех назвала.

– Не надо. Всё. Хватит. Я сам тебе остальных назвать могу, – махнул рукой Андрей. – После визитёра нарисовался Марик, потом Саид, но раньше всех должен был звонить Беллерман, небось. Ещё до того, как я тут… Ну, в общем, он первым меня искал. Так? А потом дед позвонил и всё тебе рассказал. Так?

– Откуда ты знаешь?! – округлила глаза Машка.

– Догадался, – выдохнул муж и закрыл глаза. Сердце определенно болело. И это было новое ощущение для Долина, испытавшего в своей жизни много разной боли, кроме этой.

Появился Воин Пантелеич, ведя за собой совсем древнего мужчину с окладистой седой бородой в две ладони, густыми длинными седыми локонами, перетянутыми повыше лба берестяным обручем, и пронзительно синими глазами. Старец вышагивал широко, но степенно. По всей стати его читалась не иссякнувшая богатырская сила, сочетавшаяся с приобретённой долгим житейским опытом мудростью. Маша смолкла, во все глаза любуясь старцем. А Воин Пантелеич нарочито заворчал, окинув взглядом лежащего с закрытыми глазами Андрея:

– Э-э, нет, голуби мои! Так дело не пойдёть! И так ты, красавица, о муже заботишься? Смотри, до чаво довела! Опять корчит воина…

Старец положил десницу на плечо Воина Пантелеича, чтоб смолк, вплотную подошёл к лежащему и строго сказал:

– Встань, воин!

Сразу исчезла боль и дрожь в руках. Пальцы вновь обрели нормальную чувствительность, а всё тело будто потеряло в весе килограммов пятьдесят. Андрей почти без усилий поднялся. Только чуть пошатывало, будто земную ось качает из стороны в сторону. Старец, тем временем, взял голову Андрея двумя руками, неотрывно глядя ему прямо в глаза. От его стальных рук исходила такая сила, какой Долин никогда прежде не испытывал. Его словно накачивали ею, и одновременно по телу разливался благодатный покой. Старец держал голову Андрея двумя руками и медленно говорил тихим, но внятным басом, который, как казалось, мог быть слышен только тому, к кому обращён:

212