Когда минувшим летом Надя предложила привести в порядок мастерскую, прибрать, подлатать, где что прохудилось, он только посмеялся, заметив, что ремонта делать не собирается. Но Надя настояла. Заявила, что мешать не будет, а какую-никакую чистоту навести давно пора. Сказано – сделано! Правда, уже через три месяца после генеральной уборки и мелкого ремонта всё пришло почти в прежнее состояние. Он ещё посмеялся, мол, стоило ли так стараться… Но какое-то время в мастерской было чисто, а главное, с антресолей был вынут проклятый калашниковский «Старец». Надюха, что называется, «зависла» на портрете. Поместила на видное место и чуть не через день любовалась, говоря, что впервые видит такого настоящего мужчину. Володя пробовал обидеться на это, но, поскольку обижаться у него никогда не получалось, быстро забыл замечание подруги…
Из рассказа художника Гриша с удивлением узнал, что оказывается, уже больше года тот жил с Надей, а когда, изредка навещая друга, Гриша заставал его одного, просто та куда-нибудь ненадолго отлучалась, а сам Володя не спешил рассекречивать своё уже «не вполне холостяцкое положение» ни перед кем.
Как-то Надя попросила его написать её портрет. Сказала, позировать будет, глядя на своего любимого «Старца». Володе идея понравилась. Он стал подбирать детали, пробовать разное освещение, драпировку. Никак не получалось найти целое. Оно всё время разваливалось на куски, разноцветные пятна. И однажды случайно удачное решение нашлось. Надя должна взять в руки большой домотканый платок, валявшийся на антресолях в дальнем углу, рядом с калашниковским «Старцем» со времён Суркиса. Тот, как и Калашников, занимался народными промыслами и, верно, приволок его из какой-нибудь глухой деревушки. Надя прикоснулась к платку, и по её телу будто судорога пробежала. Она заметила, что платочек-то, похоже, заговоренный, как бы беды не вышло. Но миг, когда она коснулась цветастой вещицы, оказался навеки запечатлённым в памяти художника. Позже, позируя уже без платка, который наотрез отказалась брать второй раз в руки, в его глазах она по-прежнему оставалась для него с этим красивым и действительно необычным предметом. По кайме плата белым по чёрному мелкой вязью бежал затейливый орнамент. Посреди изысканной вышивки красовалось стилизованное осьмиконечное солнышко, от которого лучами разбегались чёрные и красные свастики-коловраты вперемешку с белыми вытянутыми крестами. Чёрные коловраты посолонь, красные – противосолонь [101] . Цвета общего геометрического узора были равномерно распределены между чёрным, белым, красным и зелёным, а четыре угла украшали шитые жёлтой нитью геометрически стилизованные птицы. Если приглядеться, каждая отличалась от других. У одной раскрыт клюв, другая распушила хвост, третья слегка распахнула крылья, четвёртая повернула голову. Но самое удивительное, если смотреть на плат с некоторого расстояния слегка рассеянным взглядом, начинало казаться, что линии оживают, приходят в движение, затевая игру, плавно закручиваясь в тугую спираль. Туманов, ничего не смысля в народных орнаментах, никогда интересуясь этнографией, тем не менее, улавливал, что платок, судя по всему, представляет большую ценность. Твёрдо решив для себя по окончании картины сдать его в музей, запрятал его с глаз долой, раз вызывает неприятие у Нади, и продолжил работу над увлекшим его полотном. Незадолго до её окончания он отправился исполнять своё решение. Завязав платок в узелок и уложив на дно спортивной сумки через плечо, поехал в этнографический музей, предварительно договорившись о визите. Его встретили тепло, сразу проводили в кабинет, где собралось аж три эксперта. Удивившись такому вниманию, словно не ежедневно доходяги носят на экспертизу всякую рухлядь, Володя с готовностью развернул узелок перед экспертами, и в кабинете воцарилось напряжённое молчание. Мужчины, не прикасаясь к изделию народного промысла, долго разглядывали его, лишь слегка покачивая головами и переглядываясь. Наконец, один прервал молчание и, обращаясь к Туманову по имени-отчеству, вкрадчиво переспросил, действительно ли он хочет продать этот экспонат в музейную коллекцию или его интересует экспертная оценка вещи. Володя ещё утром планировал не продавать, а просто передать музею платок, то есть, подарить, как и подобает уважающему себя художнику, простодушно ответил, что, если музей имеет возможность выплатить вознаграждение, он был бы рад, но продавать музею предмет, ему не принадлежащий, не вправе. Все трое экспертов глянули на него как на экспонат. И старший из них протянул художнику руку со словами искренней благодарности, заметив, что премию музей всё же выплатит, а вещь займёт своё законное место в коллекции.
На другой день в мастерскую с утра пришёл молодой человек приятной наружности и долго церемонно раскланиваясь с хозяином и его дамой попросил разрешения осмотреть работы художника на предмет приобретения понравившихся. Володя поинтересовался, в какой интерьер гость хотел бы поместить работы. Тот отрекомендовался клерком турфирмы и объяснил, что картины должны украсить белые крашенные стены офиса. Туманов показал работы, кроме, естественно, неоконченной. Гость выбрал четыре, расплатился, не торгуясь, и ушёл, забрав холсты. В этот вечер художник и его подруга пошли отмечать нежданное богатство в ресторан, где не бывали целую вечность. Вдоволь наевшись, напившись, натанцевавшись, они собрались было уже домой, как к их столику подошёл утренний гость и попросил разрешения пригласить даму на танец. Ничего не подозревающий Володя с простодушной улыбкой отпустил Надю танцевать и принялся со спокойным интересом наблюдать, как в центре зала плавно движутся пары. В голове зрел замысел новой картины в духе Тулуз-Лотрека. Зрелище танцующих в полумраке ресторана людей завораживало. Когда музыка отзвучала, клерк из турфирмы проводил даму до столика, настроение у неё изменилось. В глаза поселилась тревога, руки подрагивали, и по всему видать, произошло что-то из ряда вон. На вопросы, что случилось, Надя отвечала односложно или никак. Отчаявшись допытаться у неё, Володя кинулся искать глазами клерка, но того и след простыл. А Надежда резко схватила Володю за руку, шепча: «Пойдём скорей домой! Пойдём отсюда! Расплатись, и уходим!».